Бьёрн Ларссон - Долговязый Джон Сильвер: Правдивая и захватывающая повесть о моём вольном житье-бытье как джентльмена удачи и врага человечества

Блаженное настроение на «Дядюшке Луи» словно ветром сдуло. Люди стали хмурыми, злыми. Деваль был невыносим. Ром закончился через десять дней, не подняв дух тем, кто его пил, и потянулись дни, оказавшиеся просто катастрофой. Встреча с «Бродягой» — плохое предзнаменование, — твердили некоторые, всё больше озлобляясь. Немногие матросы доверяли Богу, хотя все были суеверны. Они придумывали то одно, то другое, отчего положение не улучшалось. И таких приходилось терпеть и ещё пытаться что-то делать! Вероятно, мне следовало принять меры, чтобы Деваля отстранили и выбрали капитаном меня. Но у меня свои принципы, один из которых — не становиться капитаном, — спасибо покойному капитану Барлоу. Я всегда на стороне экипажа судна, каков бы ни был его состав, и всегда выступаю от имени членов экипажа. Не потому, что я один из них, а потому, что хочу оставаться самим собой.

Мы месяцами кружили среди островов, по воле ветра, не видя даже вдалеке, мельком, ни одного парусника. Единственное утлое судёнышко — французскую «Надежду» из Дьепа — нам всё же удалось захватить, но нельзя сказать, что это событие разрядило обстановку, поскольку от груза «Надежды» можно было взбеситься. Двенадцать мешков перца и шестьсот тонн хлопка, конечно, ещё куда ни шло, хотя нам не нужно было ни то ни другое. А что делать с шестьюдесятью попугаями и пятьюдесятью пятью обезьянами, когда нам самим нечего ни есть ни пить! Я возражал, и всё же наши матросы взяли себе несколько попугаев и обезьян, чтобы повеселиться. И было весело, правда, не обезьянам, которые, посоленные по рецепту буканьеров, попали в наши котлы, и не нам, не имевшим ни одной спокойной минуты, пока попугаи не погибли жалкой смертью от голода.

В итоге всё подошло к концу, не только ром и настроение, но и великолепные копчёные окорока да и вода. Каждый день рано утром матросы уже были на ногах. Они сосали концы тросов и канатов, слизывая выпавшую за ночь росу. Убивали крыс, дабы у нас было немного свеженины для поддержания жизни. Да, кто-то предложил пустить в ход тараканов. Если уж французы могут есть муравьёв, почему бы нам не взяться за тараканов?

Вечные препирательства о том, что же надо делать. От омерзения ко всему одни, потеряв здравый смысл, стали ратовать за то, чтобы подойти к ближайшему берегу и попытать счастья на суше. Другие предлагали сделать набег на первую попавшуюся деревню, чтобы раздобыть женщин и рома. Многие бредили о возвращении домой, в Англию. Эти несли всякий вздор об оставленных ими девушках, о родителях, которых не видели десятки лет, запахе вереска и конского навоза, дождливых, промозглых зимних днях в вересковых пустошах и бурных потоках эля в английских пивных.

Приходилось снова и снова объяснять, что они, принимая участие в захвате и грабеже кораблей, сами поставили себя вне закона, став лёгкой добычей для каждого, и теперь все пути назад отрезаны, что бы они себе ни думали и ни мечтали. Я разглагольствовал перед ними с утра до вечера, и, в конце концов, мне удалось поднять им настроение. Мы совершили несколько набегов на прибрежные селения, поохотились, набрали фруктов и нашли воду. Рома, правда, не было. Да оно и к лучшему. Наоборот, в бою трезвые моряки проявляли даже больше мужества.

Только и мужество не помогло, когда в одно прекрасное утро, на рассвете, мы оказались в нескольких кабельтовых от двухмачтового судна, глядя прямо в жерла двенадцати пушек, уже готовых дать залп.

— Все наверх! — закричал рулевой. — К бою готовсь!

Я выскочил первым и сразу понял, что об обороне нечего и думать. Не успел я отрезать трос и спустить флаг, как в тот же миг двухмачтовик дал бортовой залп. Прицел был высок, и когда пороховой дым рассеялся, наши паруса стали рванью, а грот-мачта повисла на вантах над поручнями. Но только флаг мы спустили не перед испанцами, а перед пиратами, ибо у них на корме развевался Весёлый Роджер. На борту «Дядюшки Луи» началось ликование, раздались крики «ура», ведь все уже думали, что вот и конец их короткому жизненному пути.

И вскоре маленькая палуба «Дядюшки Луи» кишела хохочущими пьяными пиратами. Один из них, по имени Пью, плохо стоявший на ногах, скользкий как угорь, с лживыми глазами (что он даже и не пытался скрывать), этот самый Пью приказал Девалю как капитану и мне как квартирмейстеру отправиться к ним на корабль.

— Капитан желает поговорить с вами, — сказал он и расхохотался так грубо и злобно, что Деваль задёргался.

Деваль припомнил, конечно, всякие истории, вроде байки о Кровавом Олонне, который вырвал сердце у одного из пленников и стал его жевать, чтобы заставить остальных раскрыть секрет, где они прячут своё серебро и пиастры.

Но мы зря беспокоились. Это Пью, верный своей манере, постарался внушить нам страх. Таков уж он был. Даже те, кто пугался, презирали его. Но перед теми, кто посылал его к чёрту, куда ему и была дорога, он пресмыкался. Остаётся только удивляться, какие разные бывают люди, говорю я. Но человек — Божья тварь, а Бога уж во всяком случае не упрекнёшь в недостатке изобретательности.

Зато не по воле ли рока капитан, стоявший перед нами на юте «Каприза», капитан, чуть не отправивший нас на дно морское, был не кто иной, как Эдвард Ингленд собственной персоной, непоследовательный, смущённый, честный и добросердечный Ингленд?

Итак, вы, господин Дефо, видите, что я приступил к делу, я не из тех, кто забывает свои обещания, особенно если обещания даются человеку, которому на них наплевать. Ибо я заметил, что между людьми, на которых можно положиться, не нужны никакие обещания. Я же себя к ним не отношу, да и кто захочет поймать меня на слове, кроме самого Долговязого Джона Сильвера?

Но с вами по крайней мере можно было побеседовать. Как-то раз я напрямик спросил вас, верите ли вы моим словам об Эдварде Ингленде и других, собираетесь ли вы придерживаться правды в своём сочинении про пиратов.

— Придерживаться правды! — воскликнули вы, наклонившись над столом. — Ну конечно, чёрт возьми, книга будет правдивой, со всеми документами и справками, которые я собрал. Но вообще-то не всё ли равно, правдивы мои слова или нет, если им не поверят? Ведь именно поэтому пишутся все эти предисловия, где говорится о том, как в книге всё правдиво описано. Робинзону Крузо не нужны предисловия. Он крепко стоит на ногах, и ему верят такому, каким он изображён. А возьмите то, что я уже раскопал о Робертсе, Дэвисе и Лоу! Что это такое? Просто жалкие обрывки, клочки, вырванные из их грешной постыдной жизни. Нет, Робертс, Дэвис и Лоу не стоят крепко на ногах. Но вы ещё увидите!

— Увижу что?

Глядя исподлобья, вы так засмеялись, что парик подпрыгнул. Молокосос, занятый мальчишескими проказами, вот кем вы были в тот момент!