Святослав Пелишенко - Хождение за два-три моря

«По До-ну гуляет, по До-ну гуляет!» — с фальшивой сладостью запел Сергей, но тут же осекся, нахмурился и тоже вздохнул.

В воздухе витали образы «Тихого Дона». Я приставил ко рту жестяной рупор:

— Аксинья! Аксинья!!

Молодая казачка на крайних мостках вздрогнула, уронив мужнину рубаху, и подняла голову.

— Привет из Одессы! Прощай, Аксинья-аа! — Голоса команды дружно слились над водой.

За кормой яхты течение медленно зализывало киль ватерный след — рубец, сизо-багровый от закатных лучей. Мелиховская осталась позади, но в бинокль еще долго можно было разглядеть мостки и Ксюшу, глядящую нам вслед.

Для судна с осадкой «Гагарина» заночевать на реке — проблема. Возле берега мелко. Посреди фарватера есть опасность проснуться под «Волгобалтом». Приходится искать протоку или затон — тихую обочину речной дороги.

У небольшой станицы Пуляховской Дон разветвляется. Влево уходил широкий боковой рукав. Водный перекресток украшало странное сооружение. Оно стояло на якоре. Корпус напоминал баржу, которой за любопытство отрезали нос. На корме какой-то шутник оборудовал лебедками деревенский сеновал. Большую часть палубы занимала изба с мелкопоместными наружными ставнями.

Мы разузнали глубину и стали в протоке, недалеко от ковчега. Там шла тихая семейная жизнь. Загорелые карапузы возились у лебедки, женщина снимала просохшее белье, в окне солидно курил отец семейства.

— Ше ж таки это такое? — заинтересовался Даня. — Землечерпалка? Бензозаправка?

— Раколовка, — буркнул Сергей. — Стоят себе и раков ловят.

— Не, но должны ж они ше-то делать?

— Не должны. Этот плот-музей. Первый, неудавшийся вариант Кон-Тики.

— Главное, — наставительно произнес Данилыч, — оно нас от фарватера прикрывает. Полезет баржа какая-нибудь в протоку — сначала на них наткнется. Мы крик услышим и уйдем, вот оно.

На реке лучшее время дня — ночь. Уже вымыли после ужина посуду, в баки залита солярка — на завтра. Капитан побрызгал в каюте «Тайгой», затянул люки марлей и притих

— занял противокомариную оборону. Молодежь располагается наверху.

— Данилыч, последний раз! Мы фонарик забыли.

— Зачем же я закупоривался?! Лезьте, только быстрей. Даня, газ закрыт?

Это, по традиции, последний вопрос дня. После уверений, что газовый баллон завинчен, дыхание шкипера становится ровней. Для нас же наступает святой час — время вечернего трепа.

Мы расположились у бушприта. Ночь была безлунная, звездная. На берегу, у Пуляховской, уже потушили огни.

— Даня, ты теперь астроном… Просвети!

— Кассиопея… Весы… Волосы Вероники… — мастер по парусам старательно выговаривал благородные ночные имена.

Сергей отыскал Большую Медведицу. Был поднят и тут же забыт глобальный вопрос о существовании простых и реликтовых черных дыр. От воды веяло свежестью…

…Оглушительный рев разогнал звезды.

— Вы что, не выключили газ?! — спросонья закричал Данилыч.

Но это был не газ. Музей Кон-Тики, обитель патриархата, тихая раколовка заступила на вахту. Черные дыры еще глубже ушли под сферы Шварцшильда. Монстр со ставенками перетягивался по тросу, ослеплял прожектором, злобно грохотал и отступал назад.

Прошло полчаса. Стозевное чудище продолжало свою непонятную работу. Станица Пуляховская покорно спала — привыкла. Скрепя сердце легли и мы.

— Не понимаю местных казаков! — прокричал мне в ухо Сергей. — Им давно пора собраться и порубать эту баржу на мелкие ботики.

Мне приснился горный обвал и фрезерный станок. На рассвете я проснулся сам — от наступившей тишины.

— Смотри, какая здоровая байда плывет! — сказал Сергей. Судовой врач выработал оригинальную классификацию донских плавсредств: любое судно, превосходящее размерами яхту, он называет «здоровой байдой».

Был полдень; недолгая прохлада давно сменилась сиянием и ветром нового знойного дня. Мотор «Гагарина» строчил уже больше пяти часов.

Здоровая байда величественно приближалась. Ее темная масса перегораживала все течение реки. Палубная надстройка напоминала огромные ворота. Это был не «Волгобалт», не заправочная станция, даже не земснаряд…

— Шлюз! — догадался Даня. — Первый донской шлюз.

— Тише ход! — нервно скомандовал Данилыч.

Шлюзы были качественно новым препятствием на пути «Гагарина». Конечно, об их существовании мы знали заранее: четыре шлюза придется пройти перед Цимлянским водохранилищем и чуть ли не полтора десятка — в Волго-Донском канале. Весь вопрос был в том, пропустят ли яхту эти форпосты современной навигации.

— Тяжелое дело, — качали головами опытные ростовские яхтсмены. Для прохождения шлюза следовало иметь специальное разрешение, заранее послать запрос по рации. У нас не было ни рации, ни разрешения. Данилыч слушал мрачные прогнозы и мрачнел. Он умел справиться со шквалом, был спокоен во время шторма. В молодости он прошел войну; но одно упоминание о людях и бумажках, человеко-бумажках, от которых зависело продвижение яхты, превращало лихого капитана в неврастеника. Капитан был не только лих. Он долго жил, он имел опыт.

На малом ходу, по-собачьи виляя корпусом, «Гагарин» подползал к своему первому шлюзу. Ворота были распахнуты, к ним вела красиво изогнутая линия швартовой стенки. В ласточкином гнезде смотровой будки виднелась чья-то фуражка.

Не заходя в шлюз, пришвартовались у стенки. Данилыч впервые после Керчи вынул папку с документами.

— Ждите…

— Погонят, — убежденно сказал Даня, глядя на удаляющую спину шкипера. Спина горбилась… — Снова бумажки, снова люди в фуражках…

У края шлюзовой камеры расположился небольшой базар.

— Бойкое место бабки выбрали, — одобрил Сергей. — Каждое судно — потенциальный покупатель. Тут бы еще пивной ларек…

Но пива не было. Не считая «Гагарина», не было и судов-покупателей. На раскаленном бетоне застыли фигуры торговок. Обмотанные платками, безликие головы женщин в своей неподвижности напоминали сфинксов. В храмовом пролете шлюзовых ворот стоял белый огонь реки. На секунду мне почудилось, что это Нил, Древний Восток, Египет…

— Почем помидоры… Что?! — Наваждение развеялось сразу. Храм снова стал шлюзом, Нил — Доном. Мумия торговки поклонялась единственному древнему богу — золотому тельцу.

— А так, ще б купить? — Даня перешел на жаргон одесского «Привоза». Бабка, напротив, говорила правильно, чуть старомодно.

— Давеча и по три рубли торговала. Ничего, берут. Помидоры-то знатные!

Она не уступала ни копейки. Я взял арбуз, десяток помидоров — действительно «знатных», благородно-матовых, крупных — скрепя сердце рассчитался…

— Ну, хозяйка, вы своей выгоды не упустите!