Отто Гофман - На Диком Западе. Том 3

— Мне надо было закончить здесь организационную работу, — говорил Марш, — и я ожидал, что мы приступим к работе только в будущем году, но дело, как видите, пошло скорее. Я вижу, что у вас будет работа.

Но время шло, и только зимой 1866 года Марш сообщил дочери:

— На будущей неделе мы отправляемся на Запад. Я принял должность главного интенданта. Генерал Додж пригласил меня. Должна начаться исключительно спешная работа: за этот год нам предстоит выстроить 260 миль, и мы должны страшно торопиться, иначе калифорнийцы опередят нас. Конгресс развязал нам руки, освободив центральную железную дорогу от ограничения постройки определенным количеством миль. Это дает нам возможность продвинуть работу далеко к Западу, пока мы не встретимся с калифорнийцами.

— Но в чем разница? — спросила Мэри.

— О! Громадная. Теперь начнется состязание! — ответил Марш. — Величайшее состязание, которое когда-либо видел мир. Правительство выпускает на 55 миллионов долларов акций для 1700 миль от Омахи до Сакраменто, и нам предоставлено право выпустить боны на такую же сумму. Премия за отчуждение земли будет равняться тоже около 55 миллионов. Боны и премии за земли будут оплачиваться сейчас же по укладке каждых сорока пяти миль; кроме того, назначена премия за каждую милю отдельно. Чем больше миль будет построено, тем большая золотая жатва будет нами собрана! Никогда ничего подобного не было во всей мировой истории. Наши планы наконец-то осуществятся. Деньги потекут с избытком. Мы готовы начать дело. Издержки — пустяки, все дело теперь в быстроте. Мы должны гнать работу на курьерских и пересечь Неваду и Юту прежде, чем Центральная Тихоокеанская компания перейдет Сиерру. На следующий год мы должны во что бы то ни стало проложить 500 миль!

Мэри целиком погрузилась в приготовления к продолжительной жизни на Западе. Отец сказал ей, что ему, как помощнику главного инженера генерала Доджа, придется все время жить на трассе. Специальный вагон для него уже построен Пульманом, завод которого в Чикаго превратил этот вагон в красивый и уютный домик на колесах. Когда Мэри сообщила, что она готова ехать, Марш весь просиял:

— С тобой, Мэри, у меня будет настоящий дом. Мы устроимся комфортабельно. Это будет для тебя интересный опыт, хотя и сопряженный с определенной опасностью. Генерал Шерман, правда, уверил меня, что каждая миля пути, проходящего через страну индейцев, будет охраняться солдатами. Они пойдут с нами туда, куда мы будем передвигаться.

В конце июля Марши выехали на Запад. Джесон, прикомандированный к Маршу в качестве инженера, отправился с ними.

В Сент-Луисе они встретили настоящий поток людей, направлявшихся к верховьям Миссури, к Омахе; сотни загорелых людей спешили на работу к Тихоокеанскому Союзу. Мэри заметила, что большая часть рабочих носила армейскую форму; бывшие солдаты смешались со штатскими.

— Все это бывшие солдаты, — говорил Марш. — И любопытно, что тут смешались и Серые, и Голубые [39] Серые — солдаты Северной армии, Голубые — Южной (по цвету формы) — Прим. перев. . Теперь они уже не враги, а товарищи. Раньше сражались друг с другом, а теперь идут рука об руку, и вся прежняя вражда исчезла, сменившись взаимным уважением, как у настоящих товарищей. В них мы имеем самых надежных работников для дороги. Они, правда, грубоваты, но крепки, и мы вполне можем на них положиться. Как ваше мнение, Джесон? Вы, кажется, не особенно благосклонно смотрите на этот сырой материал?

— Мне кажется, у нас будет много неприятностей с этими подонками. Все они нуждаются в бане: настоящая банда хулиганов, ведут себя так, словно считают себя равными нам.

— Я думаю, — говорил посмеиваясь Марш, — баня никому из них не причинила бы вреда, но они, вероятно, уже отвыкли от нее в армии. Там, я слышал, не особенно регулярно предоставляли им это удовольствие. А то, что они считают себя равными нам, так это и на самом деле так. Ведь все американцы знают нашу декларацию, по которой все люди свободны и равны.

— Вы очень придирчивы к этим беднякам, — ворчала Мэри. — Они прелестны. Возьмите, например, мистера Кезея и его друзей. Я буквально влюблена в них, Питер.

— Капрал Кезей, вероятно, упал бы в обморок, услыхав, что вы его называете «мистер Кезей», — говорил Марш, — но Пат — забавная шельма, как и его друзья Слаттери и Шульц. Они были прекрасными солдатами и будут, я думаю, не менее замечательными работниками на дороге. Я их беру с собой как часть своего штаба, чтобы толкать работу вперед.

— Я уже записала их в мою личную гвардию, — заметила Мэри. — Вот три мушкетера: Кезей, Слаттери и Шульц. Я решительно ничего не могу сказать против них.

Ни слепой, ни глухой не могли сомневаться в родине Кезея: он был истинный ирландец, начиная с лысой головы и кончая большими ногами, затянутыми в армейские брюки. Неподражаемый ирландский блеск темных глаз оживлял его лицо, и тонкое лукавство светилось в них. Его сильно обветренное лицо выражало одновременно ум, склонность к дракам и преданность делу. Небритый и одетый в рваный синий мундир, который не обновлялся со времени последней войны, без гроша денег в кармане, капрал Патрик Парнел Кезей высоко держал знамя уважения к своей личности. У него был веселый вид, и он глядел на мир, смеясь и подмигивая.

Главный штаб Тихоокеанского Союза двинулся на работу в Северный Платт, в то время как Марш после окончательных переговоров с генералом Доджем в Омахе поспешил в своем новом вагоне на Запад, чтобы ускорить беспримерное состязание Запада с Востоком. Мэри была в восторге от удобства и комфорта своего дома на колесах, одного из первых, построенных Пульманом. Ее купе-комнатка была маленькая, но веселая и уютная, с розовыми шелковыми занавесками и драпри [40] Драпри ( фр. draperie) — занавеси со складками, преимущественно из тяжелой ткани. , панелями из клена, раскрашенная светлыми во французском вкусе красками.

Вагон был прицеплен к длинному поезду, битком набитому людьми, большей частью ирландцами, бывшими солдатами гражданской войны. С ними главный интендант и намеревался гнать вперед постройку дороги. Над этой всегда оживленной толпой «три мушкетера» скоро утвердили свою власть. Удар, нанесенный кем-либо из них, всегда означал совместное нападение всех троих. В драке Кезей был настоящая дикая кошка — подлинный ирландский Д’Артаньян, в то время как высоченный Слаттери походил на Портоса.

Как-то утром, когда поезд пришел в Керней, Мэри пристально и с упреком посмотрела на синяк под глазом Кезея.

— Пат, — спросила она, — где это вы подцепили синяк?

— Его мне подарил друг Дулан, по прозванию Большая Арфа, из шестого вагона, мисс Мариам.