Отто Гофман - На Диком Западе. Том 3

Из Спрингфильда они поспешили обратно в Нью-Йорк, куда Марш был спешно вызван по неотложным делам.

Три года, прошедшие со дня подписания Линкольном акта о железной дороге, были годами самой кипучей деятельности для Марша: со своими восточными компаньонами он выбивался из сил, чтобы увеличить фонды железной дороги. Но до 1864 года эта работа была почти бесплодна. Наконец конгресс вновь изданным актом пришел на помощь железнодорожным компаниям, предоставив им право выпускать свои собственные акции, а правительственные акции принимать под вторую закладную. Эти меры стали быстро привлекать капитал. К тому времени стало окончательно ясно, что южане проиграли войну, и денежные короли открыли свои сундуки.

Еще несколько месяцев прошли в хлопотах по организации, приему служащих и распределению работ. За это время Марш вместе с Мэри посетил Калифорнию; ему хотелось посмотреть, что успели сделать Хантингтон и его компаньоны — эта неукротимая четверка. Природа, как нарочно, воздвигла перед ними препятствия в виде гор и глубоких долин, но строители упорно двигались вперед, проходя милю за милей, взрывая горы и засыпая долины. Марш повидал Крокера на работах в конце уложенного пути; дюжий калифорниец работал, как бык.

— Я бы отдал всю свою прибыль от этой проклятой дороги за одну только чистую рубашку, — говорил он возбужденно. — Но здесь нет никого, кто бы торговал чистыми рубашками. За три года мы выстроили здесь всего шестьдесят миль. Вы играете в покер, Марш? Прекрасно! Так вот, вы знаете, что значит сидеть за столом, ставить ставки и, краснея, уходить от большого банка. Рабочих мало, притом все они неповоротливы, как бочки в погребе, и помешаны на том, чтобы наткнуться на золотые россыпи. Работу киркой клянут на чем свет стоит. А умное правительство ограничивает нас даже в железе. Посудите сами: каждый рельс приходится доставлять сюда за двенадцать тысяч миль из Нью-Йорка кружным морским путем через мыс Горн. Сегодня мы разгрузили двадцать судов. Короче говоря, мы устилаем этот путь золотом, но все-таки движемся вперед. Я подсчитал, что при самых неблагоприятных обстоятельствах мы построим этот путь так быстро, что у вас в конце концов закружится голова!

— Как же это? — спросил Марш.

— Китаец Джон выручит! — смеясь, говорил Крокер. — Я попробовал нанять китайцев на работы. Оказалось, что они замечательные работники, трезвые, спокойные, усердные. Весной я достану большую партию китайцев, чего бы мне это ни стоило.

— Он — паровоз в сапогах, — говорил на другой день дочери Марш, описывая Крокера. — Эти люди творят прямо чудеса на собственные средства. Теперь их акции поступили в продажу и, конечно, сразу прыгнут вверх. Хантингтон хочет просить разрешения строить часть западной дороги до тех пор, пока он не встретится с восточной. Если он получит разрешение, нам придется бешено работать, чтобы уложить рельсы до Юты и опередить этих стремительных калифорнийцев.

Они возвращались на восток на лошадях дорогой через Соляные озера до Кернея и Омахи: отсюда поехали пароходом по Миссури до Сент-Луиса, а от Сент-Луиса до Нью-Йорка по железной дороге. Запад произвел незабываемое впечатление на Мэри: здесь открывался простор для деятельности, и это взволновало кровь девушки. Ее воображению рисовались бизоны, индейцы, первобытная жизнь, медленно отступающая под могучим натиском народа, ищущего себе лучшей доли. Она решила непременно сопутствовать отцу, если он возьмется за работу на равнинах центральной Америки.

Замужество было еще далеко впереди. Оставить отца одного было невозможно. Теперь он нуждался в ней более, чем когда бы то ни было. Когда неприятности и заботы осаждают его, она должна быть с ним, чтобы утешить его и воодушевить. Хотя она молода, но вполне оценила и поняла всю грандиозность предпринятой работы. Для нее было ясно, что впереди множество тяжелых дней — до тех пор, пока не будет уложен последний рельс. Она решила помогать отцу до конца, отдать ему всю свою нежность, все радости и всю любовь, на которую только была способна.

«Питер подождет, — думала она. — Впереди еще много времени для семейных радостей!»

Как-то невольно ее мысли обратились к прошлому, когда три года назад она дала свое согласие на брак. Их близкие друзья считали, что Марша, по-видимому, не очень опечалило это решение: когда он спрашивал о дне свадьбы, и она ласково ее откладывала, он не огорчался и любезно уступал. Правда, Джесон не позволил Мэри вмешиваться в его будущие планы. Его энтузиазм в вопросе о железной дороге в достаточной степени охладел со времени посещения Белого Дома в июле 1862 года. Он начинал приходить к убеждению, что дело с железной дорогой окончится крахом и что многие из его друзей, высмеивавших проект, были правы. Заботясь о Мэри, он еще более заботился о том, как бы составить себе хорошее состояние. Дело в том, что от его большого фамильного состояния остались только жалкие крохи, едва дававшие ему возможность поддерживать тот образ жизни, которого требовала среда золотой молодежи. Кроме того, его очень беспокоили долги. Это беспокойство вызывалось не соображениями порядочности, а главным образом боязни банкротства и унижения.

Если он добивался помолвки с Мэри, то не столько из чувства любви, сколько из желания получить вместе с ней хорошее денежное обеспечение. Он полагал, что если железная дорога будет построена, то она обогатит Марша, как одного из первых пионеров этого дела. У Джесона не было иной возможности выбиться из тяжелых и опасных обстоятельств, в которых он очутился. Он воображал себя зятем очень богатого человека, и это уже много значило, следовало и далее действовать в том же направлении и держать других поклонников Мэри на известном расстоянии от нее.

Он говорил сам себе, что любит ее, но временами она казалась ему слишком бесцветной, хотя и очень привлекательной. Ее красота однако волновала Джесона. Он чувствовал, что никогда не сможет добиться от этой девушки настоящей любви. Это раздражало его, уязвляло его самолюбие.

«Я хотел бы, чтобы природа вложила в нее побольше огня, — думал он. — Она смотрит на меня скорее как на брата, чем как на любимого человека. Впрочем, стоит мне захотеть, я разожгу этот огонь».

Он улыбнулся и вспомнил одно увеселительное заведение строго частного характера, находящееся возле Союзного сквера. Здесь он мог провести время, не думая о беспокоивших его долгах…

Дома он стал заниматься математикой и теорией железнодорожного строительства, находя удовольствие в этой работе. У него были довольно хорошие способности и солидная подготовка в области инженерного дела. Марш обнадежил его скорым назначением на линейные работы, так как Дюрант и его компаньоны уже подготовили все, чтобы приступить к постройке. Теперь оставалось только закончить окончательную нивелировку трассы.