Отто Гофман - На Диком Западе. Том 3

Зажгли костер, воткнули лошадиное мясо на вертел и зажарили. Индейцы лакомились им с большим удовольствием, тогда как Роланду пришлось довольствоваться лишь чистой водой из протекавшего у его ног ручья. По окончании ужина индейцы принесли кучу листьев, из которых приготовили постель вблизи очага под деревом. Роланда принудили лечь туда же, и дикари привязали его на ночь так крепко, что о бегстве нечего было и думать. Они вырубили кол, положили поперек его груди и привязали к нему вытянутые руки Роланда у кистей и локтей. Потом был положен шест вдоль его тела, и к концам шеста привязаны ноги и шея, так что Роланд лежал под крестом, который совершенно препятствовал любому движению рук и ног. Кроме того, дикари перевязали еще веревку вокруг его шеи, и другой конец ее один из молодых воинов обмотал себе вокруг руки, так что мог заметить малейшее движение пленника. После этих мер предосторожности индейцы легли по обеим сторонам пленника и сейчас же погрузились в глубокий и крепкий сон.

Роланд не мог заснуть: не только скорбь о своей и сестриной судьбе, но и страшные боли, которые причиняли ему крепко стянутые путы, заставляли его бодрствовать некоторое время. Он сделал несколько попыток, чтобы освободиться от уз; но должен был отказаться от этого, так как они держали его так крепко, как будто были железные. Время от времени он повторял свои попытки, но всякий раз напрасно. Крест прилегал к нему так плотно, что ни на волосок не поддавался его усилиям, и Роланд убедился окончательно, что он пленник без средств, без помощи и без надежды…

Но он все еще не совсем потерял присутствие духа и рассчитывал на то, что в продолжение далекого путешествия, вероятно, представится случай бежать, которым он воспользуется. В таких размышлениях прошла большая часть ночи. Месяц поднялся над лесами и слабо осветил их непроницаемую тьму, и наконец на небесной тверди показался отблеск света, возвещавший наступление нового дня. Огонь очага догорел к этому времени почти совершенно. Кругом царила тишина, нарушаемая только легким шумом травы и кустов, когда кролик или птичка пробирались меж них, или когда потухавшее пламя снова разгоралось и потрескивало едва слышно. Вдвойне тягостна была эта глубокая тишина для Роланда, и с жгучим нетерпением ожидал он дня, который должен же был, наконец, освободить его от пут, так сильно тяготивших его. При таком состоянии духа была ему радостна всякая перемена, даже самая незначительная. Немудрено, что поэтому он с вниманием наблюдал за костром, в котором, потрескивая, перебегали огоньки. Наблюдал он и за игрой света на ветвях, рдевших от огня над его головой, и хоть на минуту забывал о горьких, мучительных страданиях.

Вдруг пленник вздрогнул: как раз в ту минуту, когда головня ярко блеснула, услышал он сильный треск, раздавшийся как громовой удар над его головой, и в невольном оцепенении не мог отличить, был ли то, действительно, гром, или ружейный выстрел. Едва он снова пришел в себя, как огромная черная тень внезапно перескочила через него, и он услышал глухой звук топора, тяжело ударившего по телу спавшего рядом с ним дикаря. Последовал пронзительный крик, вырвавшийся из груди раненого индейца от боли и ужаса. Потом Роланд услышал топот удалявшихся шагов; слышал, как кто-то бросился в глубину леса, преследуемый другим, быстро нагонявшим его. После того наступила тишина, нарушаемая только стонами раненого и шелестом его дрожавшего тела в сухой листве. Роланд был ошеломлен этим непонятным для него мгновенным происшествием. В своем положении, ничего не видя вокруг себя, он счел бы все это за сон, если бы стоны молодого индейца рядом с ним, все затихавшие и затихавшие, не подтверждали ему действительности происшедшего. Но что все это означало? Пришла ли ему помощь, когда он ниоткуда не мог ее ожидать? Был ли выстрел, так напугавший его, сделан союзником? Блеснувшая ему вдруг мысль, что такое счастье возможно, наполняла его сердце невыразимой радостью, и, забыв обо всем на свете, он закричал громко:

— Вернись, друг и спаситель! Вернись, освободи меня! Но не послышалось ответа на его отчаянный призыв. Зато поднялось из травы темное кровавое лицо, и кто-то кинулся к Роланду, но споткнулся о тело убитого воина, и потом со стоном и вздохом подполз к груди Роланда. В это время вспыхнул огонь, и при его свете Роланд узнал Пианкишава. В его судорожно сжатой руке блестел нож, которым он уже столько раз угрожал Роланду. Теперь, перед смертью хотел он выместить свое бешенство на пленном. Дрожавшими пальцами ощупал он его одежду и нанес ему в грудь несколько неверных и слабых ударов, которые едва проникли сквозь одежду Роланда. Во время этих бессильных попыток убить пленника он шатался от слабости и напрасно старался придать себе более устойчивое положение, упершись левой рукой о землю. Наконец последние силы оставили его, удары ножом становились все слабее и невернее; он изнемог и всей тяжестью своего грузного тела рухнул на Роланда. Еще несколько раз шевелился он и стонал; наконец вытянулся, и Роланд стал очевидцем, как скончался, лежа на нем, его враг.

В этом положении, из которого Роланд без помощи никак не мог освободиться, он снова возвысил голос, призывая на помощь неведомого друга и союзника. Крик его разнесся по лесу, эхо проснулось кругом. Но никакого ответа не последовало, и ничьи шаги не приближались… Роланд весь дрожал при мысли, что он освобожден своими друзьями, чтобы беспомощно, в отчаянии томиться среди кровавых трупов. Этот страх и неимоверная тяжесть трупа Пианкишава подрывали его и без того уже ослабевшие силы. Он потерял сознание и лишился чувств…

Когда Роланд открыл глаза, он не лежал уже более, как пленный, вытянувшись под тяжелым крестом и придавленный трупом Пианкишава. Его конечности были свободны, а голова покоилась на коленях человека, который заботливо спрыскивал ему лоб и грудь водою из протекавшего тут же ручья. Вероятно, он перенес сюда Роланда во время его обморока. Удивленно стал Роланд оглядываться, и взор его прежде всего упал на окровавленные трупы индейцев. Содрогнувшись, отвел он глаза от этого зрелища и, подняв их, посмотрел на лицо своего освободителя. Каковы же были его удивление и радость, когда он узнал в нем своего прежнего вожатого и посла, верного и отважного квакера Натана. Этот старательно продолжал свое дело, а маленький Пит стоял рядом с ним, виляя хвостом, как будто радуясь, что узнал в Роланде старого знакомого.

— Натан, это вы? — воскликнул Роланд, схватив за руку квакера и делая напрасное усилие подняться с его колен. — Во сне я все это вижу или наяву?.. Скажите же, какими судьбами вы здесь? И вы ли это на самом деле?