Отто Гофман - На Диком Западе. Том 3

— Это я, друг, — отвечал Натан, улыбаясь. — Я и маленький Пит. Больше никого тут нет!

— А я? — закричал Роланд в радости. — Я опять освобожден? А дикие? А Пианкишав? Они все убиты?

— Все, все, — сказал Натан, немного помедлив. — Злые существа не будут тебя никогда более беспокоить…

— Кто же освободил меня? — спросил Роланд с жаром. — А, Натан! Что я вижу? Ваше лицо и руки обагрены кровью! Так это вы освободили меня? Говорите же, Натан, честный, храбрый, добрый Натан!

— Значит, ты не считаешь за грех и безбожие, что я схватил свою винтовку и выстрелил в бездельников-индейцев, чтобы дать тебе свободу? — спросил Натан. — Ведь правда, друг, только потому я это и сделал, что видел, что никаким мирным способом невозможно тебе помочь. Я видел врагов, лежавших рядом с тобой и готовых раздробить тебе череп секирами, и тогда уж я не мог удержаться. Надеюсь, что совесть твоя не упрекнет меня за этот поступок.

— Упрекнет? — вскричал Роланд, горячо пожимая руку Натана. — Ей-Богу же, это был поступок, за который я буду век благодарен, — поступок, которым вы приобретете всеобщее удивление и уважение, как только я расскажу о нем!

— Нет, друг, рассказывать об этом ничего не надо, — прервал его Натан. — Довольно, если ты сам убежден в правильности моего поступка. Поэтому молчи обо всем, что ты видел и увидишь, и не забывай, что я человек мирный!

— Но, Натан, — спросил, наконец, Роланд, — что станется с моей бедной сестрой? Вы ничего не слышали о ней и не видели ее? А мои друзья-переселенцы? Где они? Не последовали ли они за дикими и не освободили ли уже Эдит?

— Не спрашивай так много зараз! — отвечал Натан, причем его до тех пор радостное лицо омрачилось грустью. — Лежи пока спокойно. Пускай твои холодные, как лед, ноги согреются, и раны будут лучше перевязаны. Когда ты будешь в состоянии встать и ходить, ты узнаешь все, что я знаю, — все доброе и недоброе. Пока же будь доволен тем, что ты в безопасности.

— Господи! — воскликнул горестно Роланд. — Вижу по всему, что сестра моя еще в плену… А я вынужден лежать здесь, свернувшись, как червь, и ничего не могу сделать, чтобы помочь ей. А мои друзья, переселенцы, они-то хоть, по крайней мере, не настигнуты дикими?

— Ты приводишь меня в смущение своими вопросами, — сказал Натан. — Если ты хочешь освободить сестру из плена, то должен прежде всего иметь терпение и снова крепко стать на ноги. Таким образом, прежде всего подумаем об этом. А когда настанет время вызволять твою сестру, я согласен стать первым твоим советчиком.

С этими словами Натан начал старательно растирать затекшие конечности Роланда и перевязывать ему раны. Роланд терпеливо выдержал это и все просил Натана рассказать ему, что он знает. Наконец, квакер сдался и начал рассказ.

Попытка пробраться сквозь ряды дикарей, осаждавших развалины, удалась ему вполне, несмотря на все опасности, и он поспешил прямой дорогой по лесу к форту, как вдруг случайно встретился с толпой молодых людей, ехавших верхом под предводительством Тома Бруце. Натан сообщил молодым людям о тяжелом положении Роланда, и они тут же изъявили готовность поспешить ему на выручку, не требуя еще помощи от переселенцев и соседей. Том Бруце посадил Натана позади себя на лошадь, и они поскакали по лесу, но, ко всеобщему удивлению, нашли развалины покинутыми, а так как в лощине можно было легко различить и проследить до самого края реки лошадиные следы, то из этого они заключили, что путешественники сделали отчаянную попытку спастись вплавь, причем, наверное, все погибли. Тут воспылали гневом сердца храбрых кентуккийцев. Они искали индейцев в низком кустарнике. Натана отпустили, так как его услуги не были более нужны. Но храбрый человек не намеревался уйти, хотя ему хотелось, чтобы другие ничего не узнали о его воинственных поступках. Его мучило, что он был виновен в несчастии Эдит и ее спутников, и он не хотел успокоиться, пока наверное не узнает, что они, действительно, более не нуждаются в его помощи. Сперва он продолжил без малейшего успеха свои розыски в лощине: последовал затем за молодыми людьми, осматривал место, где на индейцев напали молодые кентуккийцы, и вскоре уверился, что путешественники непонятным образом спаслись из бушевавшего потока. Прежде чем Натан прибыл к месту стычки, она была уже решена не в пользу молодых кентуккийцев, и один из беглецов, встретившийся ему, рассказал, что во всем оказался виноват только Ральф Стакпол. Потом он предложил Натану сесть к нему на лошадь; но Натан отказался, чтобы продолжать разведку. Спрятавшись с маленьким Питом в чаще, он поджидал, пока индейцы окончат преследование и вернутся к месту сражения.

— И вот, друг, — продолжал Натан, — тут-то я и спросил у маленького Пита, что нам теперь делать, и, мы оба сошлись во мнении, что должны следовать за злодеями, пока не узнаем, что случилось с тобой и с бедными женщинами. Мы переползли к склону горы и видели, как отряды индейцев разъехались. Здесь я немало смутился. Но ты ведь, конечно, знаешь, какое чутье у Пита. Он привел меня к верному следу, и теперь я заметил, что индейцы, наверно, разделились: главный их отряд поехал дорогой через гору, тогда как меньшая часть с одной лошадью и пленным отправилась через реку. Думалось, что пленный — это ты, и я был уверен, что, следуя за тобой, могу тебе помочь, так как у тебя спутников было немного. Так перешли мы вброд реку и последовали по твоим следам, пока не наступила ночь. Долго шли мы, пока не наткнулись на то место, где дикие разбили бочонок с виски. Запах виски ошеломил Пита, и я боялся, что придется оставить все надежды на розыск; но вдруг мне пришло на ум обмыть ему нос свежей водой из ручья, который я отыскал. Это оказалось очень кстати: ведь ты знаешь, друг, что от его чутья зависело многое в моей жизни. Благодаря этому, мне удалось найти твой след. Наконец, мы наткнулись на место ночлега, нашли его даже скорей, чем я ожидал. Я подполз к тебе совсем близко и видел, как крепко ты был привязан к этим шестам и не можешь пошевелиться. Увидел я и дикарей, лежавших рядом с тобой с ружьями в руках. Это зрелище очень затруднило меня: не знал я, как поступить, и раздумывал почти целый час, как бы мне вернее помочь тебе.

— Ах, Натан, Натан! — воскликнул Роланд. — Зачем заставили вы меня так долго томиться?.. Почему не разрезали веревки и не дали мне в руку нож?

— Это я, пожалуй, и мог бы сделать, — возразил Натан. — Но это не годилось: я видел, что ты связан очень крепко, и мне понадобился бы, по крайней мере, час, чтобы освободить тебя. Кроме того, я понимал, что конечности твои, должно быть, так затекли, что ты не в состоянии был бы ими действовать. Наконец, как легко мог бы возглас радости или единственное слово выдать и меня и тебя! Нет, друг, не годилось так делать. Целый час думал я, как помочь тебе. Тогда вдруг свалилась головня на угли, и, когда она запылала, я увидел, что двое индейцев лежали так близко друг к другу головами, как будто они выросли из одних и тех же плеч, и так близко, что я почти мог достать до них ружьем. Тут я случайно или с намерением — не могу сказать наверно — дотронулся до курка, и вот раздался выстрел и я лишил жизни обоих дикарей. Потом я набросился на последнего плута и… ох, грехи, грехи!.. ударил его топором. Он вскочил и побежал, а я за ним из страха, что он может освободиться и убить тебя. Таким-то образом случилось, что я и его убил, за что ты, наверное, не будешь меня порицать: ведь я совершил этот грех ради тебя. Право, друг, удивительно, к чему меня привела дружба с тобою!