Отто Гофман - На Диком Западе. Том 3

Воспользовавшись всеобщим смятением, Натан решил краем площади пробраться к реке, надеясь таким образом укрыться в зарослях ольхи у берега. И ему, действительно, удалось бы это, если бы несчастье не подстерегало его.

Когда он поднялся из-за куста, какой-то дикарь посмелее других бросил тлевшую еще головню на кучу сухих листьев и сена, служившую постелью гостям. Вспыхнул огонь, осветив сразу всю площадь, и открыл причину суматохи.

Более дюжины лошадей устремились на площадь, а позади метался еще больший табун, в страхе становясь на дыбы, как будто их преследовали злые духи. И все-таки вскоре индейцы поняли, что дело вовсе не в злых духах, и что вся эта тревога дело человека. При первом взгляде на пламя, которое ветром скоро раздуло в огромный огонь, оценил Натан всю опасность своего положения и уже не надеялся более скрыться незамеченным. Однако вид лошадей, которые как бешеные скакали по площади, а также фигура белого человека, который напрасно противился их натиску, отвлекли внимание индейцев от квакера. Натан сейчас же сообразил, что он, при царившем всеобщем смятении, до сих пор не обнаружен и что теперь на него едва ли обратят внимание, пока он будет пробираться к реке.

— Ральф своим безрассудством подверг нас большой опасности! — пробормотал он. — К сожалению, я не могу ему помочь, и он поплатится теперь за неосмотрительность своим собственным скальпом! Едва ли даже стоит сожалеть о нем, так как от его судьбы зависит судьба бедной девушки.

Он поспешно шел вперед, но его неосторожные слова были услышаны одним человеком, подобно ему притаившимся в кустах близ хижины Венонги. Он вскочил теперь, и смущенный Натан узнал в нем молодого капитана Форрестера, который бросился на него, вырвал у него из рук обомлевшую, почти безжизненную Эдит и вскричал:

— Вперед! Ради Бога, вперед, вперед!

— Ты все испортил, — сказал Натан с горьким упреком, когда Эдит, выйдя из своего забытья, узнала брата и испустила радостный возглас, прозвучавший так пронзительно, что перекрыл шум ветра и рев всей толпы.

— Ты погубил нас всех! — повторил Натан. — Самого себя и девушку! Спасай теперь хоть свою собственную жизнь.

С этими словами он попытался вырвать Эдит из рук Роланда, сделав последнюю отчаянную попытку к ее спасению; Роланд уступил ее Натану и, заметив, что добрая дюжина индейцев нападала на них, поднял свой томагавк и кинулся навстречу преследователям в надежде выиграть время и дать Натану возможность спасти Эдит.

Этот неожиданный и беспримерный по мужеству поступок вызвал громкий возглас удивления даже у дикарей, которые до тех пор только испускали крики бешенства. Но он вскоре перешел в насмешки, когда индейцы, не обращая внимания на угрожающую позу Роланда, разом накинулись на него и, ловко увернувшись от ударов, в одно мгновение схватили и обезоружили его. Двое воинов остались его охранять, а остальные погнались за Натаном, который прилагал все свои силы, чтобы скрыться от преследователей. Он бежал с Эдит, тяжесть которой его так мало стесняла, как будто он держал в руках пушинку, — бежал с удивительной скоростью и перескакивал через кусты и ямы с такой ловкостью, что даже дикари немало поражались этим. Без сомнения, сам он мог бы спастись, если бы не Эдит, которую он ни за что не хотел оставить на произвол судьбы. Он почти уже достиг кустарника, окаймлявшего берег реки, и оставался всего один шаг, чтобы, по крайней мере, на некоторое время оказаться в безопасности от преследования.

Но Натану не удалось сделать его. Когда он подбежал к кустарнику, двое коренастых дикарей, которые там нашли себе ночлег, выскочили из чащи, ответили диким ревом на крики своих соплеменников и бросились навстречу квакеру. Натан отпрянул было в сторону и побежал к одиноко стоявшей хижине, окруженной деревьями, в тени которых он надеялся спрятаться, — но было уже слишком поздно. Десяток краснокожих, подстрекаемых своим вождем, настигал квакера. Они преследовали его по пятам, хватали его руками и даже зубами. Их крики пронзительно звенели в его ушах, руки хватали за одежду. Натан увидел тогда, что убежать не удастся, повернулся к дикарям, взглянул на них с отчаянным упорством и крикнул с выражением бесконечной ненависти:

— Дьяволы! Рубите, колите! Наш час настал, я последний!

И произнеся эти слова, он сорвал с себя одежду и обнажил грудь, подставляя ее под удары своих противников.

Но индейцы, по крайней мере в эту минуту, не собирались убить его. Они схватили его и Эдит и потащили их обоих с криками радости к костру, куда Роланд был уже раньше приведен и должен был слышать их победные крики. В то же время восторженные возгласы тех индейцев, которые бросились ловить лошадей, показали Натану, что и Ральф Стакпол также оказался в руках индейцев.

Слова, которые Натан выкрикнул диким перед пленением, были последние, которые он произнес. В терпеливом молчании подчинился он своей судьбе и ни единым движением не выдал своих чувств, когда десятки голосов выражали и удивление, и радость по поводу победы. Его индейская одежда и раскрашенное тело, очевидно, удивили многих, и это удивление возросло, когда при свете костра они разглядели рисунки, которыми Натан старательно расписал себе лицо и грудь. Натан между тем совсем не обращал внимания на вопросы, которые ему задавались на ломаном английском и на индейском языках, как и на их насмешки и угрозы, и отвечал лишь суровым пристальным взглядом, так что некоторые молодые воины были смущены и обменивались между собою многозначительными взглядами. Наконец, когда они подошли к огню совсем близко, старый индеец махнул рукой толпе, которая тут же почтительно очистила ему место; потому что пришел не кто другой, как Венонга, старый Черный Коршун. С яростью, не совсем еще протрезвев, заковылял он к пленным, положил руку на плечо Натана, а другою поднял свой томагавк, и удар его непременно раздробил бы Натану череп.

Но удар вовремя был отклонен Авелем Доэ, который подошел вместе со старым вождем и шепнул что-то ему на ухо, чем на минуту укротил ярость старого дикаря.

— Я индеец, — сказал вождь высокомерно, обращаясь к пленнику по-английски. — Я убиваю всех белых! Я, Венонга, пью кровь белых, потому что у меня нет сердца!

И, чтобы глубже запечатлеть в душе пленника свои слова, положил он руки на плечи Натана, стоял долго в таком положении, и кивал, и качал головой, глядя на него с нескрываемой ненавистью. В ответ на этот взгляд, Натан устремил свои глаза на предводителя, и такая глубокая, невыразимая страсть сверкала в них, что даже Венонга, этот храбрый и беспощадный предводитель, который к тому же находился в возбужденном состоянии, медленно отступил и снял руки с плеч пленника. Наконец Натан от утомления и долгого напряжения упал вдруг на землю и забился в судорогах, так что испуганные дикари еле сумели его сдержать.