Джон Данн - На Диком Западе. Том 2

— Ладно, ладно! Где уж нам равняться с тобой! — отвечал Блэкфут со смехом. — А все же ложись. Завтра у нас много работы.

Он уложил его и не уходил, пока тот окончательно не заснул, иначе Сандерс мог подняться снова и напиться уже так, что никуда не годился бы на другой день.

Маленькая комнатка среднего домика, убранная с баснословной роскошью, была до того переполнена вещами, — десятой доли которых вполне хватило бы для ее украшения, — что походила более на магазин, нежели на будуар.

Три стены этого покоя были затянуты драгоценнейшими шелковыми материями, затканными серебром, но и эта чудная обивка почти полностью закрывалась зеркалами, картинами, статуэтками из бронзы, слоновой кости, великолепными канделябрами и роскошным оружием. Четвертая стена была тоже разукрашена всевозможными дорогими вещами, но сама она представляла собой подобие стенки в корабельной каюте. Такое сходство придавали ей крошечные оконца со ставнями из деревянных пластинок. Простенки между оконцами были полузакрыты тропическими растениями, вползавшими до потолка, одеждами из индийских тканей и оружием тоже индийского производства.

Все это убранство производило впечатление излишества, неумеренного, не смягченного вкусом великолепия, и скорее неприятно поражало взор, нежели очаровывало его.

Посередине роскошного будуара стоял диван, на котором лежала молодая женщина в белом платье, опираясь на мягкие подушки.

Рядом с ней, на низеньком табурете, сидела другая женщина, закрывавшая лицо руками и, казалось, впавшая в глубокое отчаяние.

— Он не умер, дитя мое! — говорила женщина в белом, ласково поглаживая ей волосы. — Верьте мне, он жив и уже ищет вас, может быть. Но как ему узнать, где вы находитесь?

— Нет, — отвечала та, поворачивая к ней мокрое от слез лицо, — он не вернется никогда, он на дне реки. Разве я не видела, как его поразила пуля, как он упал? Я услышала плеск воды при падении тела и после этого лишилась чувств.

— Слушайте, Мария, я все же не знаю ничего до конца. Если вы расчитываете на мою помощь, то должны рассказать мне все подробно.

— Вы хотите, чтобы я еще более растравила свои раны? Но не сердитесь, слушайте. Шесть месяцев назад, тот, кого я позже полюбила, появился у нас в доме в первый раз. Он был так добр, благороден, благочестив. Родители мои не отвергли его любовь ко мне и благословили наш союз. Я стала женой моего Эдуарда, но он все время восхищался югом, на котором бывал прежде, и уговорил моего отца переселиться из Арканзаса туда. Отец продал свое поместье, получил за него хорошие деньги, и мы отправились в Луизиану, погрузив все наше имущество на плоскодонную барку. Эдуард взялся править сам, без помощи лоцмана, потому что отлично знал наши реки. Действительно, мы благополучно прошли Уабаш, Огайо и вышли в Миссисипи. Но третьего дня, по ошибке Эдуарда, быть может, мы наткнулись на островок… О, я не могу больше, я схожу с ума!

— Что сталось с Эдуардом? С вашим отцом, матерью?

— Они все погибли.

— А вы?

— О, пожалейте меня! Не спрашивайте более. О, Боже! Эдуард, мой Эдуард не смог даже защитить свою жену, не мог избавить ее от этих отвратительных воспоминаний.

Она замолчала, беспомощно опустив голову на грудь.

— Вы останетесь со мной, Мария, — произнесла слушавшая ее женщина. — Вас не заберут от меня. Он не посмеет! — прибавила она, как бы говоря с собою. — Я приложу все усилия. А сейчас отдохните.

Она встала и отвела несчастную в небольшую комнатку, примыкавшую к будуару. Едва успела она затворить дверь, как послышались шаги, вошел Келли и спросил с заметным раздражением:

— Где женщина?

— Так-то здоровается теперь Ричард со своей Джорджиной? — проговорила красавица шутливо. — Ему нужно видеть чужую женщину, а не меня!

— Нет, Джорджина, — сказал он ласковее. — Ты знаешь, что я вижу только тебя среди всех.

Он нежно обнял ее, но продолжал:

— Мне все же нужно знать, где она. Ты поступила нехорошо, взяв ее сюда.

— Слушай, Ричард. — сказала Джорджина, обвивая своими прелестными руками его шею, — я попрошу тебя оставить ее при мне. Ты сам знаешь, до чего грубы, невоспитанны здешние женщины, и они ненавидят меня, за то что я не разделяю их циничных удовольствий. Мария дочь простого фермера, но такая милая, и, видимо, образованная. Она станет моей подругой, и это утешит ее в собственном горе.

— Дорогая моя, ты знаешь наш устав, — возразил Келли, усаживаясь на оттоманку. — Женщины не должны вмешиваться в распоряжения, касающиеся общей безопасности.

— Я замечу тебе, Ричард, что ты никогда не делаешь ничего для меня. Что бы я не попросила, у тебя всегда найдется причина мне отказать. Вот, к примеру, ты ни разу не брал меня с собой в Елену.

— Я уже говорил тебе, что и сам не смею туда показываться.

— Так оставь мне хотя бы Марию, единственную, на которую я могу здесь смотреть без отвращения.

— Это очень лестно для меня.

— Ты несносен сегодня, Ричард!

— Будь благоразумна. Оставаясь здесь, эта женщина неизбежно увидит Сандерса.

— Так это он, негодяй!?

— Не осуждай его, он нам очень полезен. Но мне надо поговорить с тобой о деле. Наше положение здесь становится слишком опасным, нам необходимо скрыться отсюда вглубь Техаса. Будь готова на всякий случай.

— А твои товарищи?

— Они выберут себе нового атамана.

— А если они не захотят тебя отпустить?

— В таком случае, они последуют за мной, — ответил Келли с видимым смущением. — Но, как бы то ни было, Марию нельзя здесь оставлять. Надо опасаться всего, что может выдать наши намерения.

— Но что станется с ней, если я соглашусь с твоим требованием? — с тревогой спросила Джорджина.

— Боливар отвезет её в Натшец. Ты довольна?

— Мне приходится всегда только повиноваться тебе, — проговорила она, хмуря брови. — О, прошло то время, когда мое желание было законом для тебя!

— Но рассуди же, пойми, что мы не можем жертвовать нашей безопасностью, нашей жизнью, ради какой-то полупомешанной! — сказал Келли, обнимая жену. — Если бы я оставался постоянно здесь, мне было бы легче исполнять твои прихоти. Я сам охранял бы тебя.

— Ты опять уезжаешь?

— Необходимо, друг мой.

— Слушай, Ричард, — начала она, глядя пристально ему в глаза, — если я только узнаю, что ты мне не верен… что ты обманываешь меня… тогда как я пожертвовала ради тебя не только своей жизнью, но и жизнью родителей моих… если бы я уверилась в твоей измене… о клянусь тебе духом тьмы, я отомстила бы тебе так, как не мстила еще никому ни одна женщина!

— Ты так ревнива, Джорджина? — сказал он, снова обнимая ее. — Но для кого же я тружусь? Ради кого стал вне закона, пролил первую кровь? О, твоя ревность не сердит меня, она свидетельствует о твоей любви, но все же ты несправедлива. Я знаю, что ты не равняешь меня с другими, что ты уважаешь меня, что ты и не полюбила бы меня, если бы я был обыкновенным человеком. Имей же доверие ко мне.