Роберт Говард - Долг стрелка

Но я сам строил жутковатые предположения, так как одного взгляда на демоническую дверь было достаточно, чтобы человек послабее лишился рассудка.

— Если не хочешь входить, подожди здесь — и смотри, чтобы скелет не исчез с двери.

Но Голландец, сердито фыркнув, презрительно отодвинул меня в сторону и неуклюже шагнул через порог. Я последовал за ним, и мы оба с опаской огляделись, сжимая в руках оружие. Гигантские колонны поддерживали крышу такой высоты, что мы едва видели ее. Она парила высоко над нами, как темное полуночное небо.

Мы шли между рядами титанических колонн в знобящей тишине, которая показалась нам тишиной ожидания. Потом воспаленное воображение подсказало мне, что я слышу взмах гигантских крыльев и вижу мелькание зловещих теней. На меня нахлынуло ощущение ужасающего простора и невероятной высоты. Я почувствовал себя насекомым, ползущим по полу гигантского дворца. Зло затаилось и вокруг нас, и над нами, и под нами.

Теперь, когда мы оставили вход далеко позади, ряды колонн тянулись слева и справа, а впереди открывалось огромное пространство. Наши ноги глубоко зарывались в пыль, которую не тревожили многие века. Высокие ступени вели все выше, пока не исчезли в полумраке, и мы скорее почувствовали, нежели увидели колоссальную фигуру, маячившую в тени у нас над головами. Мы невольно остановились. Сердца наши учащенно бились, хотя мы понимали: это очередное изваяние.

Поднявшись по лестнице и проделав, как нам показалось, большой путь, мы с изумлением увидели, что лестница тянется гораздо выше и, может быть, вообще бесконечна.

— Лестница к звездам, — пробормотал Голландец. — К звездам ада.

Да, у меня тоже было такое чувство, будто мы поднимаемся среди звезд. Голова моя кружилась. Это было чудовищно, невозможно. Каким бы огромным ни казалось здание снаружи, ощущение простора и высоты внутри было кошмарным и неестественным. Это только моя галлюцинация или происходит взаправду?

— Ну и высота! — прошептал Голландец. — Выше любых гор. Именно такая высь мне и снилась.

Я содрогнулся. Кто не испытывал в кошмарах ощущения ужасающей, неземной высоты? Во снах я висел, как крупинка, в чудовищном ярко-синем небе и ползал, как муравей, по крышам огромных замков, уходящих к самым звездам. Неужели мы поднимаемся к слепым звездам смерти? Как в бреду, мне подумалось: может быть, мы покинули привычный мир и восходим к другому измерению?

Пока я предавался таким мыслям, мы дошли до плоского возвышения и остановились на нем с ощущением того, что стоим на огромном плато, а под ногами у нас бескрайний мрак космического пространства. Прошло много времени, прежде чем глаза мои привыкли к полумраку, и я смутно различил высоко вверху массивную тень. Мы так и не сумели разобрать, что это такое, но у меня сложилось впечатление, что это огромное антропоморфное чудовище, воздевшее гигантские темные щупальца. Размеры его не вписывались ни в какие человеческие стандарты; оно не было создано в соответствии с разумными, нормальными принципами. Больше ничего не могу сказать, кроме того, что при виде него я испытал то же чувство ничтожности перед гигантскими размерами, что и при виде всего устрашающего храма.

Перед чудовищем стояло нечто вроде колоссального алтаря, на котором лежал какой-то белый предмет. Не в силах совладать с любопытством, я с помощью Голландца вскарабкался на это сооружение и помог залезть ему, после чего стал рассматривать предмет, оказавшийся белым цилиндром. Я наклонился и ухватился за него, но он прилип к алтарю. Я с силой рванул, услышал над головой оглушительный треск, и тут же Голландец с криком врезался в меня. Мы полетели вниз головой с алтаря как раз в тот миг, когда идол ударил по нему гигантской рукой. Если бы не проворство Голландца, эта рука раздавила бы меня, как механический молот — муравья.

Эхо нашего падения гулким горным громом прозвучало в бескрайней пустоте, отдаваясь от колонн, а мы лежали, припав к алтарю, и дрожали, оглушенные грохотом, как пара насекомых, потерявшихся на краю земли. Я поймал себя на том, что все еще держу в руках цилиндр, хотя часть его была погублена убийственным ударом, так близко от меня пронеслась смертоносная рука.

— Ты спас мне жизнь, Голли, — прохрипел я. — Я это не забуду.

— Пора выбираться отсюда, — сказал он, содрогаясь от отвращения.

Мы помчались вниз по огромным ступеням с таким чувством, будто спускались по склону горы.

Когда через открытую дверь мы увидели тусклый свет, пробивающийся через первобытный лес застывших колонн, нас охватила слепая паника, и мы побежали, как люди, удирающие из ада. Эхо наших шагов отдавалось от колонн, пока не прозвучало скрежещущими скачками у нас за спиной. Однако, оглянувшись, я ничего не увидел. Мы добежали до двери, последним отчаянным усилием проскользнули в нее, и, движимые безотчетным страхом, захлопнули ее за собой. Петли издали скрип, похожий на демонический смех, и мы инстинктивно отпрянули, но не оглянулись: нам не хотелось еще раз увидеть жуткое изображение скелета.

Оглядевшись по сторонам, мы остолбенели. Когда мы входили в храм, солнце недавно взошло, а теперь золотой шар уже опускался в океан на западе. Неужели мы целый день блуждали среди лабиринта колонн? Нас снова охватила безотчетная паника, мы бросились вниз по склонам холма и бежали до тех пор, пока таинственный храм не исчез за деревьями.

Совершенно измотанные, мы опустились на траву в сгущающихся сумерках, и я повертел в руках цилиндр, который захватил с алтаря. Я уже хотел бросить его в темноту — ведь это из-за него мы попали в такой переплет, — но, подумав, заткнул за пояс. Теперь я понял, что цилиндр этот — свернутый в трубку пергамент, покрытый иероглифами. Однако читать в такой темноте было невозможно, и я отложил это занятие до восхода луны.

— Ну, Голли, что ты обо всем этом думаешь? — осведомился я.

— Что касается скелета, который появлялся на двери, стоило на нее посмотреть, и исчезал, когда мы отворачивались, лучше меня ответил бы фон Кальман. Он всегда придерживался фантастической теории… Кстати, ты видел невидимые чернила, которые появляются только тогда, их когда подержишь над огнем? Так вот, фон Кальман говорил, что возможно писать таким образом картины, чтобы полотно казалось пустым, и изображение появлялось только тогда, когда на него посмотришь. То есть глаз действует на изображение так же, как тепло — на невидимые чернила, понятно?

— Возможно, — кивнул я. — А как же звезды и иллюзия высоты?

Он беспомощно развел могучими руками.

— Не знаю. Может быть, древние люди обладали искусством гипноза, который способен воздействовать на места и на вещи, срабатывая, как руна или проклятие. Скорее всего, с нами случилось нечто подобное. Не зря же мы верим в проклятия и чары! Ты ведь и сам понимаешь, что храм не так велик, как нам причудилось. Таких огромных построек просто не может быть.