Роберт Говард - Долг стрелка

Голландец положил пергамент и порывисто выдохнул. Луна краснела, садясь в океан на западе, и темнота, предшествующая ночи, расстилалась и по воде, и по земле.

— Ну, Янки, что ты обо всем этом думаешь?

— Думаю, старик под конец совсем спятил, — ответил я.

— Да, но ты же слышал. Эликсир жизни! Он еще жив, он где-то на острове. Это он пытался нас убить!

— Нет, — возразил я, озаренный внезапной мыслью. — Ксулта, идол в пещере… Боже мой, Голли, это сын Ксулты!

Он уставился на меня, разинув рот.

— Да, ты прав, — прошептал он. — Сын Ксулты! Живое изображение обезьяно-бога!

— Тогда это нечто вроде обезьяны, — сказал я. — В манускрипте ясно говорится, что Ксулта — обезьяно-бог, а идол в пещере был похож на гориллу.

Но, произнося эти слова, я почувствовал зашевелившийся червячок сомнения: слишком уж то существо напоминало человека.

— Обезьяна или дьявол, — прошептал Голландец, — это наш злой рок. Он убил нас много веков назад…

— Заткнись! — инстинктивно огрызнулся я.

Я боялся облекать в слова закравшиеся в мою голову мрачные мысли. Думая о возможности переселения душ, я часто задавал себе вопрос, почему человек, если его душа переселяется в кого-то другого, не может вспомнить свои прежние воплощения. Теперь я вижу, что прошлое покрыто мраком и ужасом, что в нем таится опыт, который повредил бы ум и душу человека, если бы на него нахлынули все эти бесчисленные воспоминания. Ум пошатнется и разрушится перед лицом незапамятных веков, морей времени…

Я посмотрел на восток, где как раз начала заниматься заря, и лениво провел пальцами по траве. Голландец затуманенными, налитыми кровью глазами снова впился в манускрипт.

— Янки, Янки, слушай! Боже мой! Тут сказано… Сказано, что эликсир жизни спрятан где-то на острове!

Я вздрогнул, а потом глубоко задумался над страшным смыслом слов Голландца.

— Янки! — орал он. — Эликсир! Мы его найдем, выпьем и будем жить вечно!

Меня стала бить нервная дрожь. В этом было что-то богохульное.

— Сейчас мне больше всего хочется спать, — отрезал я и, плюхнувшись на траву, крепко заснул.

Я уснул, когда солнце только начало подниматься над морем, а проснулся, когда день был уже в полном разгаре.

Голландец по-прежнему сосредоточенно изучал документ.

— Я пытался найти какой-нибудь ключ, который укажет, где спрятан эликсир, — ответил он на мой вопрос. — Знаешь, некоторые слова я все-таки не могу перевести.

— Ты сделал больше, чем некоторые ученые за всю жизнь, — успокоил я. — Кто ты, Голли? Ты не похож на обыкновенную морскую крысу.

Он характерным жестом беспомощно пожал гигантскими плечами.

— Да нет, Янки, я и есть морская крыса. Немножко побыл в колледже, немножко ухватил самоучкой — чуть-чуть поверхностных знаний, вот и все. Фон Кальман внушил мне, что любое учение имеет смысл.

Я кивнул, размышляя, почему люди склонны объяснять свои знания высоким происхождением и романтическим прошлым, раз известно, что настоящие титаны мысли происходят от обычных людей, отчаянно стремящихся вверх.

— Послушай, — произнес Голландец, складывая пергамент, — я ничего не могу здесь найти. Давай поднимемся на холмы и посмотрим. Я верю, что эликсир спрятан в каком-нибудь отдаленном месте, куда люди и не думают заглядывать.

— А как же чудовище, которое за нами охотится? — спросил я.

— Похоже, мы сбили его со следа, — ответил он.

— Дело не в том, чтобы от него убежать, — рассердился я. — Мы пришли сюда, чтобы убить его, если удастся встретиться с ним в открытую. Оно, должно быть, прячется в этих пещерах, вырезанных в скалах, хотя там и живет осьминог.

— Поднимемся на холмы, — упрямо повторил он.

В конце концов мы все же поднялись на холмы, постаравшись выбрать другой путь.

Весь день мы провели в бесплодных поисках, находя лишь привычные развалины, однообразие которых уже начало нас утомлять. Голландец прочел некоторые иероглифы — это в основном были посвящения разным богам. Мифология древнего Му, насколько нам удалось узнать, была сосредоточена сперва на поклонении Посейдону, потом — на поклонении Ксулте. Этим божествам подчинялось множество менее значительных богов, таких, например, как Луна и ее дочери-звездочки; Зукала, обладатель душ; Валка, бог плодородия и урожая; Хотат, бог войны.

Голландец сказал, что, судя по теориям фон Кальмана и надписям на колоннах, поклонение Посейдону предшествовало поклонению Ксулте. Жрецы Посейдона обладали глубоким знанием Солнечной системы, лунных циклов и приливов, и их религия была основана на причинах и следствиях приливов и отливов. Поклонение Ксулте означало шаг назад, возврат к более темной и первобытной форме религии, скопированной у какого-то более жестокого народа.

Причиной такого изменения, очевидно, был только жрец Найах. Он явно обладал более обширными познаниями в естественных науках, нежели жрецы Посейдона, и хотел воспользоваться в корыстных целях заведомо ложной и кровавой верой. Наверное, это был странный человек, безумный великан, совращенный гений. И мы с Голландцем чувствовали, что его злой дух все еще витает над островом, даже если самого жреца тут уже нет… Если.

Той ночью мы беззаботно спали на траве; вернее, один из нас, по обыкновению, караулил, пока другой спал. Когда пришла моя очередь уснуть, сквозь туман дремоты я отчетливо увидел какой-то странный образ. Передо мной возвышалась скала, и во сне я узнал в ней одну из скал на этом острове, хотя меня самого в сновидении не было. Волны ударялись о скалу, словно пытаясь схватить ее в объятия. На вершине скалы виднелся странный силуэт. Это был человек, но совершенно непохожий на людей, которых я встречал в реальном мире. Он отчаянно размахивал костлявыми руками, его белая борода развевалась на ветру. Стояла ночь, и море бурлило в порыве ярости. Я понял, что ночь полна гигантских звуков, чудовищных лиц и образов, и все они стремятся к этому человеку. Все прошлые века ярились на него, завывая в ветрах и волнах, и образы забытых богов глядели на него сквозь ночь. Потом с бешеным криком, который я во сне почувствовал, но не услышал, он вскинул руки и бросился со скалы. На мгновение его рука показалась из бушующего моря; потом в месте его гибели взметнулись и взревели волны.

Я проснулся, обливаясь холодным потом, и увидел спокойные, безмятежные деревья и неподвижные развалины. Голландец храпел на траве в нескольких ярдах от меня.

«Хорошо же он несет вахту!» — подумал я, вспомнив предыдущий опыт. Но человек имеет склонность расслабляться, когда кажется, что настоящая опасность миновала. Я не стал его будить. Не опомнившись до конца после страшных сновидений, я сел и заступил на собственную вахту.