Алексей Штрыков - Шаньго чжуань. Тетрадь в белом бархате [СИ]

В Ляне Змееяде и его домочадцах было что-то змеиное. Бесстрастные лица, немигающие глаза с жёлтым отливом и жутковатая резкость, с которой сонная апатия сменялась быстрыми, порывистыми движениями, — подметив что-то одно, я сразу стал подхватывать и остальное. Хуторяне разве что не шипели и не ползали на брюхе. Кажется, кто-то из них даже воздух поминутно пробовал на язык.

Мы явились к уже закрытым воротам. Открыл нам сам хозяин в сопровождении жилистого батрака с нездоровым, отёчным лицом. Оба — в ветхой рабочей одежде и фартуках, запачканных кровью. Я тут же приметил во дворе деревянную раму, на которой сушились змеиные тушки и кожа. Едва услышав о цели нашего визита, Лян прохладно сообщил, что без лишних расспросов пустит нас переночевать и наутро проведёт в Чжао, но времена опасные, так что придётся раскошелиться. Требуемой суммы у нас не было, и я предложил коней — с ними в любом случае пришлось бы расстаться. Лян скосил глаза на батрака, и тот быстро осмотрел наших скакунов. Хозяин не обменялся с ним ни словом, словно сам видел всё его глазами.

— Клейма подозрительные, — сказал он наконец. — Ну да ладно. Саньэр, сейчас же забей их да освежуй.

Не могу сказать, что за эти дни проникся к своему вороному каким-то особым чувством, но от того, с какой лёгкостью Змееяд отдавал благородное животное под нож, меня передёрнуло.

Нас накормили скудным крестьянским ужином и положили на ночь вместе с батраками. Понятно, что с клиентами вроде нас Лян не церемонился.

— Не доверяю я ему, — пробурчал, засыпая, Хуан Чжэлу. — Попробуй эта гадюка с утра нас обмануть — живо вырву ей жало да подвешу рядом с другими!

Очень скоро он захрапел. Тут я заметил, что батраки Ляна спят совершенно бесшумно, будто мы и впрямь оказались в змеином гнезде. Проворочавшись час, я поднялся и, стараясь ступать как можно тише, вышел во двор, в прохладную и ясную ночь.

Северные созвездия были видны на небе особенно хорошо. Теперь, когда я обращал на них внимание, в мыслях всякий раз возникала Кан Хеён. То нежная и задумчивая, то жаркая и страстная, но чаще — какая-то холодная, безжалостная, в её образе сквозила опасность. Были все причины считать её коварной и неискренней, но при этом меня к ней неумолимо тянуло, и хотелось верить, что, удаляясь от Аньи, я в действительности иду ей навстречу. Сейчас удивительно и горько понимать, что так оно и было. Так — и при этом совсем иначе, чем думалось в те дни.

Незаметно рядом со мной из темноты вынырнул Лян Змееяд. На нём были всё те же роба и фартук — видно, он ещё и не ложился и продолжал работать далеко в ночь, когда все домашние уже были в постели.

— Сударю не спится? — спросил он, подходя ближе и отирая о фартук ладони. В свете небольшого фонарика, горевшего во дворе, глаза его казались теперь совсем жёлтыми. — Сударь, кажется, не здешний. Позвольте полюбопытствовать, из какой вы области?

— Янь, — ответил я, за секунду прикинув, что́ будет лучше: врать или говорить правду.

Хуторянин медленно кивнул. Потом спросил, не являюсь ли я поверенным торгового дома Чхве. Примечательно, что эту фамилию он произнёс по-корейски и с каким-то уважением. На этой развилке я свернул к неправде (хотя это, скорее, была полуправда) и сказал, что действительно служу роду Чхве.

Змееяд кивнул ещё раз:

— Я так и подумал. — Он выудил из-под фартука три или четыре письма дядюшки Чана, надписанные разными вэйскими поставщиками и адресованные дому Чхве. — Вы это сегодня выронили. А что человек, с которым вы приехали? Он кто?

— Попутчик, — ответил я почему-то. — Ему нужно в Чжао, а я тороплюсь в Янь, и мы путешествуем вместе.

Лян схватил меня за рукав и прошипел в самое ухо:

— Он разбойник. Будьте очень осторожны. Советую вам выбрать другую дорогу и другого попутчика. Если хотите, я дам вам лошадь.

— Увы, но я, как сказал, очень тороплюсь. Менять маршрут — терять время. А с таким провожатым, будем надеяться, разбойники меня не тронут. Он кое-чем мне обязан.

— Понимаю, сударь, — вздохнул хуторянин. — Я говорю это, потому что и сам многим обязан дому Чхве. При встрече вы себя не назвали и я, барсучья голова, потребовал оплату. Теперь уж чем вернуть?.. И пара дней, как денег вовсе нет. Хотя… Есть у меня безделица одна. Примите, сударь, не побрезгуйте.

Всё так же, из-под фартука, появилась серебристая ампула в виде змейки. «Плоды десятилетий ничтожнейших раздумий», как выразился Лян, подавая её с низким поклоном. В ампуле был яд — на зависть доктору Ину и всей дуншаньской лаборатории. Три капли на кувшин воды убивали человека за полдня — незаметно, без боли, тошноты и рези в животе. Если яд попадал в кровь с глубоким порезом, то убивал или парализовал в считанные минуты. Неглубокий порез приводил к тяжёлому воспалению, которое до недели не давало человеку покоя ни днём, ни ночью. Змееяд описывал дозировки с пугающей детальностью — и лучше было не спрашивать, как он её добился.

Я несколько смущённо отклонил подношение, как мне казалось, совершенно неуместное: я ведь не наёмный убийца и не отравитель. Но Лян настойчиво предлагал свою ампулу и, наконец, попросту вложил мне её в ладонь.

— Ваш… попутчик… слишком силён, — виновато сказал он. — Если что-то пойдёт не так, он позабудет о чувстве долга, а вы с ним попросту не справитесь. Поклоны Лян Тобэя вам — и дому Чхве.

Он был прав. И эта правота не хуже иного яда отравила мне остаток ночи и добрую часть дальнейшего пути.

Нас подняли за час до рассвета. Батраки Ляна одевались в многослойные защитные одежды долго, основательно — и всё также бесшумно, разве что иногда перешёптываясь. Весной в таком облачении было ещё сносно, а каково им приходилось летом? Нам с Хуаном выдали только чёрные балахоны с иероглифами «Лян» и «Змея», лицевые повязки и плотные рукавицы с длинными раструбами. Даже кожаные бродни, как у всех, нам не полагались, и стражи порядка при досмотре легко могли бы нас вычислить, просто посмотрев на нашу обувь. Как и все, мы получили по заплечному коробу, куда перекочевали наши плащи и дорожная сумка, и вместе с остальными отправились к месту сбора у главных ворот усадьбы. Всего вместе с хозяином и его долговязым сыном нас набралось десять человек.

Колонной по двое мы двинулись на восток. Змееяд с сыном шли впереди и освещали путь большим фонарём (без него местами и впрямь было плохо видно), за ними — пара широкоплечих батраков, потом мы с Хуаном, а за нами остальные. Схема, похоже, была хорошо отработана. Задумай мы что-нибудь выкинуть, нас быстро бы усмирили.