Тодор Кондов - Передает «Боевой»

— Попробую. Проблема килограммов зависит от корпуса. Если использовать алюминий…

Эмил сжал ее руку и посмотрел ей прямо в глаза:

— Девочка моя, если бы ты знала, как я верю в то, что Эвридика действительно родилась в Болгарии!

Она покраснела и поспешила уйти.

В начале февраля типография была готова. Оттиски получались с вертящегося валика в результате нажима рукой на рычаг.

— Я Гутенберг второй, — смеялся Иван, весь в чернилах, счастливый, как ребенок. — Несчастный Гутенберг одну библию в десяти экземплярах печатал больше чем полгода. А я даю тысячу экземпляров в сутки!

Группа «Гека» вечером выносила отпечатанные Марусей и Марией Молдовановой листовки.

Эмил Попов однажды отдал своему зятю строгое распоряжение прекратить работу в типографии. Передал ее Марусе, Манолу Божилову и Марии Молдовановой. Иван вначале возмутился, но через несколько дней понял, что эта мера справедлива. Иван получил повестку явиться в Демир Хисар на военную службу. Демир Хисар — штрафная рота для политически неблагонадежных.

— Как же, так я и разбежался к ним в казарму! Сегодня же ночью уйду в подполье! Вот еще! Копать траншеи во славу фюрера! Еще не родился тот, кто…

Дед Никола твердо решил, что зять должен посоветоваться с товарищами. Эмил успел рассказать доктору Пееву о том, что над Иваном нависла опасность, что он хочет уйти в подполье. Доктор обещал до вечера дать ответ.

Эмил нашел в своем почтовом ящике номер газеты «Зора». Это означало: «Пусть Иван Владков отправится в Демир Хисар. Группа не должна подвергаться риску! И без того все мы вынуждены работать словно в оранжерее — под стеклом».

Поповы собрались за столом. Маруся приготовила любимые кушанья. Нашлось и вино. Старик разрешил всем курящим не стесняться его и курить.

Маленький сын Ивана тянул ручонки и улыбался.

— В сущности, в этой роте ты как бы в резерве. В любой момент можешь уйти в подполье, если тебе дадут сигнал.

Малыш распевал.

— Не начинай с непроверенного. В этой роте достаточно провокаторов, филеров, агентов.

— Ваньо, о еде не беспокойся, я буду добывать ее на черном рынке, передавать тебе.

Малыш махал ручонками и почти кричал. Владков держал его пальчик. Ребенок изо всех сил сжимал палец отца и заливался смехом.

— Да, знаешь, немцы едва ли продержатся еще год. Когда смотрю, как фронт перемещается на запад…

На освещенной шкале приемника словно трепетал свет Москвы. Послышался марш тех дальневосточных партизан, которые по долинам и по взгорьям шли вперед. А потом диктор торжественно оповестил, что советские войска заняли более ста населенных пунктов и продвигаются вперед.

Старик Попов стоял рядом с радиоприемником. Слушал сводку Советского Верховного Главнокомандования.

— Ваньо, хоть бы до твоего возвращения наши дошли до Германии! В добрый час, сынок!

Иван поцеловал старика, сына, Марусю. Белина плакала. Эмил пытался улыбаться. Иван закусил губу и смотрел в землю. Жена его с трудом сдерживала рыдания.

Иван надел на плечи рюкзак и сбежал по лестнице. В рюкзак этот женщины запихали все то, что им удалось раздобыть. Ивану же казалось, что в нем — страдания всею мира.

Наверху, в комнате, женщины убирали со стола. Маруся упала на кровать и заплакала. Ребенок посмотрел на нее и тоже заревел. Маруся вскочила, схватила его. Старик склонился над ними:

— Послушай, дочка! Твоя мать ни разу не плакала, когда меня арестовывали, даже когда избитого до полусмерти притаскивали домой. Ну, хватит! В этом доме слезы — плохой союзник, враг. Нечего убиваться. Если солдат плачет, он побежден. Ваньо воюет! Ты что, хочешь, чтобы он держался за твою юбку?

Ребенок пощипывал щеки деда и пытался поцеловать его в ухо.

…Эмил работал вместе с Иваном Джаковым. Этот мастер радиомонтажа оказался чудесным товарищем. Работая над приемником, он молчал. Ему хотелось сделать станцию за одну ночь.

— Представляешь, Эмил, что мы будем делать потом?

Это «потом», в сущности, являлось мечтой. Это «потом» было и реально, и близко, и далеко, и в двух шагах, но между сегодняшним днем и этим «потом» полыхали огненные языки пожара войны.

Пришла Мария Молдованова. Эмил протянул ей паяльник:

— Пусть буржуазия перевоспитывается в труде! Пусть потрудится!

Она заливалась смехом. Эмил пришел в отличном настроении. Однако можно было догадаться, что самое важное сегодня еще не сказано и что едва ли он долго сумеет молчать.

Эмил отвел девушку в сторону и проговорил:

— Поработай над страницами, помоги немного, но только сегодня. Предстоит нечто более важное. Отныне времени у тебя совсем не будет оставаться. Маруся будет относить товарищам нечто специальное, что ты, я… и посмотрим еще кто… будем изготовлять здесь.

Мария стала рассматривать два цилиндра, которые он извлек из своей сумки и поставил на стол на чертеж радиостанции.

На улице сменился филер. Как только они выдерживают холод? Сколько им платят за это собачье ремесло?

На столе лежали куски стальных труб с отверстиями для детонаторов. На них навинчивались крышки с резьбой. Длина труб составляла 25 сантиметров, а диаметр — почти 10 сантиметров.

Мины предстояло производить в «Эльфе» под руководством Эмила Попова.

Мария знала кое-что из истории такого рода мин. Полгода назад они изготовляли подобную серию. Ей пришлось сутки проработать вместе с Иваном Владковым и Бончо Белинским. Мужчины резали ножовкой стальные трубы на куски, нарезали резьбу, навинчивали верхнюю и нижнюю крышки. А она наполняла мины взрывчатым веществом.

Мария знала, что Тихомир Тихов приносил тротил из Дряново. Как перевозили оттуда сюда этот груз? Не хотела даже думать. Она случайно слышала, как Иван Владков и Эмил рассказывали Тихомиру, как взорвать мост, разрушить железнодорожную линию. А Тихомир вспомнил, как Варбан Генчев с помощью одной только проволочки сумел прервать телеграфную связь между Горной Оряховицей и Старой Загорой на целых двадцать четыре часа… Готовые мины получал Георгий Константинов Ковачев. Он снабжал ими боевые группы в Софии.

Той ночью, когда они изготовляли мины, к ним дважды заходили полицейские «погреться». Огонь в мастерской привлекал их внимание, но обнаружить что-либо подозрительное они не смогли, так как внешне каждый из работавших был занят безобидным делом.

Белинский нечаянно ударил себя молотком по руке. Он остановил работу, побледнел. Очевидно, боль была очень сильной.

«Ничего, ничего, — думал он, пытаясь улыбнуться. — Что значит эта боль по сравнению с теми лишениями и страданиями, которые терпят товарищи в горах, в заключении. А что здесь у нас?»

Мария чувствовала, что Иван Попов специально поехал в Венгрию. Он человек больших планов, научного поиска, а здесь он просто терял бы время. Эмил покорил ее своей революционной одержимостью: у него не было своей жизни. Она принадлежала партии.