Тодор Кондов - Передает «Боевой»

— Лулчев, этого Пеева не стоит расстреливать. Он может рассказать нам, готовили ли генералы заговор против меня. Или что-нибудь в этом роде.

Царя мучила какая-то мысль. Неужели Бекерле снова затевает игру с ним? Возможно, он действительно боится заговора.

— Лулчев, почему вы нашли нужным рассказать мне об этом докторе?

Ответ у советника был готов, но он все еще не решил, стоит ли рассказывать царю суть дела, объяснять, в чем ужас происшедшего. Ведь если Советы находят подход к генералитету, значит, дела в царстве идут плохо. По существу, советник хотел коснуться истинного положения дел в стране и подсказать выход. Кажется, настало время отобрать власть у военных. Отыскать болтуна и позера Багрянова, использовать его для видимости как бутафорию, а за его спиной дать Николе Гешеву власть и деньги.

— Ваше величество, в нашем фасаде кое-что следует изменить.

— Из-за Пеева пойти на перемены в кабинете министров?

— Не из-за него. Ни в коем случае не из-за него. Но случай с Пеевым замкнул круг, государь. Большевизация.

Лакей поставил на столик рюмки, бутылку мастики, закуски и бутылку коньяка для господина тайного советника. Лулчев обрадовался: за рюмкой государь сговорчивее.

— С большевиками можно покончить только с помощью сверхсильной руки. Сейчас Германия завязла в России, и у нее нет возможности заниматься новым противником. И если она хочет, чтобы мы и впредь оставались для нее полезными, пусть покажет в Берхтесгадене, что сердится на нас.

Царь махнул рукой и проговорил:

— Лулчев, ценю ваш ум. И все же меня беспокоит этот доктор. В этом деле наверняка замешаны многие. Я вызову Гешева. Костова — нет. Гешева. Антон Козаров чурбан. У меня нет приличных полицейских. Среди них много предателей и много ничтожеств.

Советник добился своей цеди: у государя усилился страх перед военным заговором.

На следующее утро Лулчев осведомился о новостях во дворце.

После того как он уехал, царь напился. А когда его привели в чувство, он объявил:

— У меня нет генералов!

Никто не знал, кто первый упомянул о том, что расшифрованные радиограммы Александра Пеева подсказали мысль о перевороте, готовящемся с помощью генералов главного штаба действующей армии, но слух разнесся по дворцовым кругам и достиг полиции, отдела разведки, министерств внутренних дел, иностранных дел и военного министерства.

Генерал Лукаш был выведен из строя на несколько дней. Он приходил в ужас от того положения, в которое попал. Начальник штаба армии, помощник царя и главнокомандующего, первый среди генералов, он хорошо понимал побуждения Александра Пеева. Был способен даже оправдать его. Ему вспомнилось то время, когда они, курсанты юнкерского училища, маршировали рядом, после занятий в классах посещали нелегальный марксистский кружок, часами просиживали над книжечками с невинными заглавиями, под обложками которых скрывались запрещенные коммунистические труды. Он вспоминал обо всем этом и оправдывал Пеева. Однако успокоения не находил. В сущности, только Лукаш мог объяснить деятельность доктора. Сознавая опасность, угрожающую ему лично, опасность раскрытий, которые могут сделать Гешев и германская разведка, он только кусал губы и ругался. Он первый позвонил Гешеву и предложил, чтобы тот подсказал Делиусу, что необходимо созвать совещание.

Антон Козаров, директор полиции и начальник Гешева, совсем растерялся. Он перелистывал расшифрованные радиограммы в Москву и, исподлобья поглядывая на Гешева, перечислял имена уличенных военных:

— К примеру, мы справимся с Никифоровым, как справились с Заимовым. Если понадобится, справимся и с генералом Марковым — командующим Фракийской армией. А если будет доказано, что Лукаш делал то же самое, что и генерал Никифоров? Не исключено, что и Говедаров замешан, и полковник запаса Евстатий Василев, и генерал Стойчев, и полковник Стефан Димитров. Что же это получается? Ужасно. Надо обязательно созвать совещание.

— Польза от такого рода совещаний известна, господин Козаров, — Гешев ухмыльнулся. — Я сам возьмусь за дело.

Совещание, на котором присутствовали министр иностранных дел, военный министр, министр юстиции и доктор Делиус, состоялось. На нем обсудили обстановку, создавшуюся после раскрытия группы «Боевого». Никакого решения не приняли. Все, однако, признали необходимым потребовать допроса арестованного Пеева на этом сборище.

Арестанта ввели. Он все еще держался на ногах, несмотря на зверские побои. Присутствовавшие знали его уже много лет. Чувствовалось, что Пеев — хозяин положения, а они будут допрашивать его, чтобы подавить в себе страх, чтобы найти возможность освободиться от подозрений, которые свалились на их головы. Гешев только ухмылялся. Как и Пеев, он видел всю смехотворность этого, так называемого коллективного допроса. И потому решил сразу рассеять возможные иллюзии, возникшие в связи с этим допросом:

— Господа, мы допрашиваем большевика большевистскими методами, коллективно… — и замолк.

В зале сразу же воцарилась тишина.

Пеев уловил хитрость полицейского. Остальных ему нечего было бояться. Эти клоуны, эти облеченные властью опереточные генералы способны только убивать. Они достаточно тупы, чтобы можно было хоть в чем-то сравнить их с Гешевым. Да, с Гешевым. Именно здесь доктор понял, что в дальнейшем ему придется вести поединок с Гешевым или с людьми, которых он выставит вместо себя.

— Гешев, может, нам не стоит допрашивать его? — спросил Козаров.

Арестованный понял еще одно: директор полиции просил совета у своего подчиненного.

— Как прикажут господа министры.

Делиус поднялся со своего места и проговорил:

— Господа, у меня разговор с Берлином. Прошу извинить. Благодарю за доверие, господа! — и, поклонившись всем, обменялся взглядом с Гешевым. Он понял, что полицейский сразу же исключил всех присутствующих, а следовательно, и их ведомства, из игры с арестованным советским разведчиком. Заслуга раскрытия группы разведчиков принадлежала Гешеву.

Гешев исподлобья посматривал на арестованного.

— Уведите его! — приказал он.

Михов, глядя вслед Пееву, со вздохом произнес:

— Ведь он же мог стать министром, наш Сашо, а вот взял да и свалил нам на голову такую заботу.

Лукаш выругался.

Министр юстиции проговорил, не поднимая глаз:

— Таких надо сжигать живьем, господа! Живьем!

Совещание, в сущности, закончилось. Все понимали, что оно оказалось бессмысленным, безрезультатным. Нити многих истин и многих тайн все еще оставались в руках доктора Пеева. И хотя он арестован, в нем чувствуется какая-то невидимая сила. Все они беспомощны, и в действительности только один человек из присутствующих мог в какой-то степени противостоять доктору. Это был Гешев.