Тодор Кондов - Передает «Боевой»

Антон Козаров пригласил высокопоставленных гостей к себе в кабинет на чашку кофе. Во время обыска в одной семье он обнаружил настоящий бразильский кофе, какого нет даже во дворце. Козаров, оставшись наедине с Гешевым, негромко выругался. Начальник отдела «А» тем временем звонил по телефону.

— Кого ищешь?

— Хочу вызвать Кочо Стоянова. Надо продолжить допрос доктора.

— Но почему, Кочо?

— Потому что Бекерле из всех наших генералов доверяет только ему…

Генерал Кочо Стоянов обычно приказывал солдатам связать его жертву и только тогда начинал лично избивать ее. Избивал до тех пор, пока не показывалась кровь. К доктору Пееву он не решался войти один, хотя и не хотел иметь свидетелей на допросе. Его мучил страх.

Несмотря на упорство Пеева, Делиус и люди его помощника Клейнхампеля расшифровали радиограммы. Перепечатанные на машинке, они уличали человека, чье имя заставляло Кочо Стоянова терять равновесие и недоумевать.

Генерал Никифор Никифоров — начальник военно-судебного отдела военного министерства, член высшего военного совета, консультант военного министра по военно-юридическим вопросам на заседаниях совета короны.

Доктор Пеев сидел напротив Кочо Стоянова и пытался угадать цель нового допроса. По всей вероятности, присутствие полковника Костова, шефа отдела разведки, а также Гешева не случайно. Возможно, все только сейчас и начнется. Расшифрованные радиограммы возбудят множество вопросов, выдадут полиции многие тайны.

Допрос начался сразу. На этот раз без побоев. Гешев положил на стол лист бумаги, ручку и чернильницу и сказал:

— Ну, доктор, пиши, кто тебе давал сведения. Что им обещала Москва в том случае, если большевики завладеют Болгарией? Сибирь или Дальний Восток вместе с званиями маршалов и другими чинами? — съязвил Кочо Стоянов.

— Господа, все, что я знал, я написал!

Гешев взял бумагу обратно и бросил.

— Тогда начнем лечить тебя от упрямства.

Пеев закрыл глаза. И в тот же миг следственная комната стала адом. Били его Кочо и один агент. Какой-то немец стоял у двери и ел бутерброд. Заместитель Делиуса? Возможно, так.

Через час Кочо и Костов, склонившись над доктором, расспрашивали его о чем-то. Пееву казалось, что голоса их доносятся откуда-то издалека.

— Кто из генералов информировал тебя?

Перед взором доктора предстал улыбающийся и мечтательный Никифоров. Потом появился болтливый Лукаш и этот зверь Михов. Никифоров — боевой товарищ. А остальные? Пусть сами думают, как им расплачиваться. И он прошептал:

— Даскалов и Лукаш…

— А Никифоров? — заорал кто-то.

— Как и все остальные…

— Почему у него есть псевдоним?

— Господа, для полиции неудобно задавать такие примитивные вопросы.

Он обрадовался, что они пришли в замешательство. Только побоями они могли ответить на его вызов. Но страдания давали уже обратный эффект тому, чего ждали пытавшие его.

— Другими словами, — отдавался эхом вопрос Костова, — Никифоров твой заместитель?

— Разумеется, в том смысле, в котором и Даскалов мог быть моим заместителем.

Костов подошел к немцу, и они усадили Пеева на стул.

— Господин доктор, Клейнхампель предлагает заключить добровольное соглашение, — объявил Костов, потирая руки. — Или вы сделаете должные признания, или на трое суток мы отдадим вас его молодцам.

— Они не убивают, доктор! — вмешался Гешев. — А потом я поработаю с вами. Единственный вопрос: — Что представляет собой Никифоров?

— То же, что и Русев, Михов, Даскалов.

Немец подал знак — и двое агентов потащили доктора к столу с электроаппаратурой.

Солнце еще не взошло. Впрочем, оно появлялось в камере только после десяти часов, задерживалось на минуту-две в верхнем углу стены, испещренной надписями и именами, и снова исчезало. Оно светило на воле. Возможно, ему было просто-напросто неудобно заглядывать сюда, в преисподнюю.

Полицейский поднял доктора с постели. Отвел его умыться. Велел привести себя в порядок. Для этого дал кусок расчески и мыло. Вместо полотенца протянул газету. Пееву удалось прочесть на первой странице:

«Новая обстановка диктует новую тактику. Победоносные армии фюрера сдерживают бешеный напор большевиков, сокращают линию фронта от Балтики до Черного моря. Ожидается великий перелом, тайное оружие…»

Хорошо! Это хорошо! Тайное оружие? Его у них нет. У них нет никакого оружия, кроме дубинок, топора и автоматов. Они проиграли войну. Полицейский повел его, но не на допрос в камеру со специальным оборудованием для пыток, а куда-то в другое место.

Доктор увидел знакомых полицейских. Они стояли перед ним по стойке «смирно», когда он защищал дела в судебной палате. Потом прошли по незнакомому коридору. Из него попали в другой, по которому его провели в первый вечер к Антону Козарову.

В кабинете директора полиции возле окна сидел генерал Михов. Какой-то подполковник охранял особу генерала.

— Подполковник, выйдите! — приказал Михов и, убедившись, что остался с арестантом наедине, указал ему на кресло напротив себя. — Садись, доктор.

Пеев подчинился. Ему наверняка пришлось перебороть в себе желание повернуться и выйти. Но это означало бы пожелать добровольно спуститься в камеру пыток. Доктор не отказался и от предложенной ему сигареты. Дымок сигареты вызвал головокружение, и по изнывающему от боли телу разлилась приятная слабость. Он знал, что Михов пришел не из любопытства. Значит, напряжение растет. Значит, надо ждать новых ночных встреч с «молодчиками» Гешева, Костова, Делиуса.

— Пеев, мы старые знакомые. Не стану спрашивать, зачем ты заварил эту кашу, именно ты, один из самых уважаемых юристов в Софии.

— Не имеет смысла.

— Знаю. Я пришел в связи с Никифоровым. Если ты джентльмен, ты откажешься от занятой тобой позиции. Я не прошу, чтобы ты стал предателем. Никифоров раскрыт, арестован и сам во всем признался. Скажи, вы готовили переворот? С кем из генералов?

— Михов, переворот уже имел место в Пирине, когда там появился первый вооруженный партизан. Сталинград предрешил исход войны. В таком случае зачем переворот, да еще с помощью генералов?

— Ты только не увертывайся! Спрашиваю: кто кроме Никифорова?

— Никифоров замешан в моих делах ровно столько же, сколько и вы, Михов!

Генерал вскочил:

— Хочешь запятнать всех?

— Нет. Я выражаюсь предельно ясно. Моя работа начиналась и заканчивалась тем, что я информировал Москву о немцах в Болгарии.

— Пеев! Ты живым отсюда не выйдешь!

— Допускаю.

— Иди, но имей в виду, во всем будешь виноват сам.

Пеев улыбнулся: Михов был достаточно туп и не понял, что выдал страхи всех власть имущих.

Они боятся переворота. Значит, не доверяют уже и армии. Боятся движения Сопротивления. Значит, признают силу вооруженной армии партии. Ищут выхода. Это уже что-то новое.