Тодор Кондов - Передает «Боевой»

Такой разговор был бы уместнее в кабинете министра внутренних дел, и потому министр иностранных дел только улыбался:

— То, что коммунисты называют партизанским движением, имеет для меня особую прелесть, господин Филов. И для вас. Если понадобится делать поворот в какую-нибудь сторону, нам стоит опереться на тех, кто руководит этим движением.

Филов устало улыбнулся и проговорил:

— Если дело дойдет до поворота, у нас едва ли будет возможность опираться на тех или иных. Но я абсолютный оптимист, коллега.

Вошел Гешев.

Полицейский был в отличном настроении. Едва заметив поклонился. Сел, хотя никто не предложил ему сесть. Взял сигарету из папиросницы на столике, хотя никто не предлагал ему закурить. Налил в рюмку коньяку, хотя никто не угощал его. Улыбнувшись, повернулся к Филову:

— Я понял, почему вы меня вызвали, и подумал про себя, что вы можете помочь мне, господа.

Всего лишь год назад подобная бесцеремонность этого господина возмутила бы профессора Филова. Он позвонил бы — и нахала спустили бы с лестницы. Но теперь этот человек стал, возможно, самым полезным.

— Господин Гешев, мы просим вас осведомить нас со всей ответственностью о ваших намерениях по отношению к господину Янко Панайотову Пееву.

Полицейский пожал плечами и сказал:

— Если какой-нибудь дипломат с длиннющим языком не разнесет эту новость, я вызову этого господина и разберусь с ним. Японская полиция лучше германской. Все сообщения наших дипломатов в Токио тщательно контролируются полицией Микадо. Янко Панайотов Пеев не получит никакой информации об Александре Пееве, если мы не раздуем здесь какой-нибудь истории по этому поводу.

Филов рассматривал ковер. Помолчав, он заметил:

— Вы докладываете так, словно убеждены, что такой человек, как Янко Панайотов Пеев, может стать коммунистом!

— Господин премьер-министр, вспомните о генерале Никифорове. Но не будем вести пустых разговоров. Янко Панайотов, как и Пеев, заражен коммунизмом! Я сам займусь им! Только не вмешивайтесь в мои дела. А помочь мне вы всегда можете. Я даже прошу вас об этом.

Дипломатическое письмо посланнику в Токио подписал Богдан Филов. Янко Панайотова Пеева вызывали для доклада. Гешев продиктовал и «личное» письмо дипломату:

«Дорогой друг, события в Италии очень интересны. Мы с особым вниманием наблюдаем за обстановкой в этом секторе Европы. А не мог бы ты, подумали мы, подышать немного римским воздухом, а вместе с тем…»

— Именно так, даже если это подло. Но ведь и он нас обманул, не так ли? — Гешев взял письмо и собрался уходить.

Гешев добавил только, что операция «по возвращению» Янко Панайотова будет его личным делом. Господа даже не заметили, как подчинились ему, и такой могущественный человек, как Филов, согласился писать под диктовку этого вчера еще ничем не приметного полицейского.

Страх оказался, по-видимому, сильнее чувства ущемленного самолюбия. Дипломат ранга Янко Панайотова дезертировал. Разве это не прорыв во всей системе прогерманского фронта в Болгарии? Разве это не означало, что распадается круг друзей вокруг самого видного после царя руководителя страны? Филов старался ничем не выдавать своего озлобления. Он покорился полицейскому и не возразил, а это означало де-факто: он признал себя побежденным Александром Пеевым и Янко Панайотовым Пеевым.

Полицейский начальник не поделился с господами тем, что интересовало его больше всего: мнением о дипломатическом корпусе царства. Для него было очень важно узнать, встретит ли он сопротивление с чьей-нибудь стороны, если попутно с Янко Панайотовым займется проверкой и остальных посланников.

— Трудно сказать, кто из них заражен красной болезнью, — рассуждал Гешев, — или готов служить большевикам, Для наших дипломатов большевизм, кажется, единственное привлекательное учение. Надо укоротить им язычки. И надо же — никому нельзя верить!

Гешева устраивал ход событий. По его мнению, наступающая в Болгарии смута только развяжет ему руки.

— И пусть получится так, что, например, коммунисты придут к власти. Найдется ли такой коммунист, который согласится взять ее в свои руки, если дела запутаются еще больше? Я не оставлю в живых ни одного из них! — со злобой выкрикнул Гешев.

Что же касается Янко Панайотова Пеева, то он считал, что на приманку, которую он вырвал у Богдана Филова, он поймает «большого сазана» и бросит его прямо на сковородку. Но если кто-нибудь проболтается, Янко Панайотов Пеев останется в Японии. Ему очень хотелось командировать туда кого-нибудь из своих людей, но это была рискованная операция. Особенно если придется следовать через Советский Союз.

Гешев не пренебрег даже пустяками в этом деле и сам занялся улаживанием вопроса о возвращении Янко Панайотова из Японии. В тот же день, когда он послал ему письмо министерства иностранных дел и «личное» письмо Филова, он отправился в дипломатическую миссию Японии.

Военный атташе японского императора приветливо улыбался Гешеву. Польщенный доверием своего собрата, японский военный атташе обещал сделать все необходимое, чтобы не упустить дипломата Янко Панайотова Пеева. Японская полиция, как он обещал, будет действовать деликатно. Она позволит господину дипломату жить иллюзией, что за ним не наблюдают. И когда Янко Панайотов соберется покинуть Японию, даст ему визу ехать через Индию и Турцию, а не через СССР. А чтобы у Янко Панайотова не возникло никаких сомнений, они постараются и других дипломатов уговорить не ехать через Советский Союз.

Это явится еще одним актом уважения к Болгарии. Мой великий государь, сын солнца Хирохито, будет благосклонен и окажет услугу своему собрату.

На Гешева не произвело впечатления то удивление, которое вызвало его посещение японцев. Сразу же, как только он вышел, несколько доверенных лиц военного атташе стали совещаться. И через два дня японская дипломатическая миссия уже знала, что полицейский не доверяет никому из дипломатов министерства иностранных дел и что он не решился доверить эту самую обычную курьерскую задачу ни одному из офицеров РО.

Японский военный атташе не поделился своими впечатлениями с фон Брукманом, но захотел встретиться с ним. Он ставил перед собой весьма простую задачу: попробовать проверить, что думают немцы о Гешеве, о болгарской военной разведке и о дипломатическом корпусе. После встречи с Гешевым японский полковник ознакомился с материалами по «вопросу Янко Панайотова Пеева»; стал думать о том, что пребывание этого дипломата в Японии представляет известную опасность для империи. Только после этого он послал радиограмму в Токио, которую сам зашифровал и никому не показывал.

Ивана Владкова арестовали поздно вечером, когда он выходил из казармы. Телеграмму, посланную Марусей Владковой по его адресу, которая на первый взгляд содержала абсолютно невинные сведения, ему не вручили. Начальник полкового отделения РО, предварительно уведомленный Гешевым, усомнился, не является ли это каким-нибудь сигналом. Когда пришла телефонограмма с приказом об аресте Ивана Владкова и пересылке его в Дирекцию полиции, телефонист штрафной роты попытался найти Ивана и передать ему, чтобы он бежал. И это, может быть, удалось бы ему.