Павел Автомонов - Ледовый десант

— Да, господин фельдмаршал.

— Сколько у вас танков между Черниговом и Киевом? Нужно все танки переправить за «Линию Днепра».

— К сожалению, мои танки встретили препятствие. Бригада, а может быть, корпус Майборского навязывает нам бои.

— Снова этот Майборский… Избегайте боя! Танки нам нужны для обороны Киева!

— Все ясно, господин фельдмаршал!

Манштейн положил трубку и обратился к полковнику Вассерману:

— Всем нашим войскам в полосе действий генерала Ватутина остерегаться воздушных десантов. Далее. Нашей авиации надо усилить боевые действия. Надо ликвидировать любые попытки русских навести стационарные переправы через Днепр. Авиация не должна прозевать эшелоны с понтонно-мостовым оборудованием.

— Понял. Я записал все, адресованное генерал-полковнику Готу. — Полковник Вассерман смущенно переступил с ноги на ногу, глядя в глаза Манштейну. — Еще одно неприятное сообщение, господин фельдмаршал: партизанские отряды взяли местечко Новошепеличи на стыке между группами армий «Юг» и «Центр». Эта акция позволила отдельным частям русских из фронта Рокоссовского захватить переправу через Припять. Там же, на север от Киева, части Рокоссовского с помощью бандитов-партизан захватили и плацдармы… Простите, «пятачки» на правом берегу Днепра…

— Что, русским захотелось помесить грязь в полесских болотах? — насмешливо скривил губы Манштейн и поправил длинным, с алмазным перстнем пальцем волосы над покатым лбом, изрезанным морщинами. — Как могли оказаться там регулярные подразделения Рокоссовского? Какие еще там партизаны? Мы же их всех разбили во время карательных акций в июне.

— К сожалению, они существуют, господин фельдмаршал. И действия их скоординированы с армейскими штабами. Все это работа генерала Шаблия, который теперь мой смертельный и кровный враг! — повысил голос Хорст Вассерман.

— У нас там хватит сил, чтобы сбросить воинские части и партизан в Днепр.

— Конечно, хватит, — Хорст Вассерман сделал паузу и со злостью добавил: — Генерал Шаблий отныне враг всего нашего рода.

Лицо Вассермана покрылось красными пятнами, на глазах появились слезы. Он вынул из планшета черную повязку.

— Разрешите, господин фельдмаршал, надеть? В нашей семье великий траур. Четыре дня назад бандиты Шаблия убили моего брата штурмбанфюрера Вернера Вассермана, художника…

— Так вот почему вы такой мрачный. А я думал, что это захваченные русскими на Днепре «пятачки» испортили вам настроение. Не надо паниковать! Мы окружим войска Ватутина возле Днепра. Однако выдержка у вас дай бог! Четыре дня назад погиб брат, а вы только теперь решили надеть на рукав траурную повязку.

— Я солдат, господин фельдмаршал! Служба прежде всего! — сказал Вассерман, став по стойке «смирно». — У меня есть с кого брать пример! У вас тоже на Восточном фронте погиб любимый сын Геро…

Манштейн склонил голову.

— Сочувствую вашему горю. Но мой Геро погиб на фронте. А ваш брат, кажется, имел звание штурмбанфюрера? Но он не был на фронте. И погиб. Как же это случилось?

— Во всем виноваты бандиты генерала Шаблия. Я отомщу им! Гибель брата тем более значима, что он напал на след драгоценной реликвии — сабли запорожских казаков. Эта сабля была собственностью какого-то наши или султана, побежденного казаками. Мой брат Вернер должен был вот-вот найти ее и… не успел, — поделился тайной Вассерман.

— Ничего не понимаю, — развел руками Манштейн. — Казацкая сабля… Турецкая… И зачем она понадобилась вашему брату?

— Законным владельцем этой сабли должны были стать вы, господин фельдмаршал! Мы сейчас находимся на земле запорожцев. На их острове Хортица расположен ваш штаб. Я и мой брат готовили вам презент — эту самую турецкую саблю. Она сделана из дамасской стали, украшена драгоценными камнями. Вы могли бы подарить ее фюреру, когда тот в последний раз приезжал в Запорожье. Но мой брат не успел найти реликвию, — Вассерман перевел дух, вздохнул. — Самое удивительное в этой истории то, что сабля хранилась у тетки генерала Шаблия под Белой Церковью. Семен Шаблий — потомок запорожских полковников…

— Так надо поехать к этой тетке и конфисковать саблю, — пожал плечами Манштейн.

— Тетка — большевистская фанатичка. Она погибла, но саблю не отдала.

— Перестарались эсэсовцы?

— Нет, у нее не выдержало сердце. Брат рассказывал мне о людях, посвященных в эту тайну. С вашего разрешения, господин фельдмаршал, я как-нибудь съезжу в те места и попробую все же найти драгоценную саблю.

— Хорошо, — кивнул Манштейн. — У вас будет такой случай. Есть еще вопросы ко мне?

— Только в порядке информации. Из Киева доктора Бенцинг, Розкампф и художник Клейн сообщили, что последние двадцать тысяч из трехсот двадцати тысяч уникальных книг Академической библиотеки отправлены в Германию.

— А я тут при чем?..

Полковник Вассерман сделал вид, будто не слышал слов Манштейна.

— Господин фельдмаршал! Мы здесь имеем бесценные вещи! Наша специальная группа подготовила к отправке из Киева старинные музейные экспонаты, изделия скифов. Картины Киевского русского музея упакованы в девяноста восьми ящиках. Еще мой брат говорил, что среди картин есть такие, как «Итальянка возле водоема» Штейнберга, «Княжна Тараканова» Флавицкого, ряд полотен Айвазовского, акварели Бенуа, натюрморты Петрова-Водкина, Герасимова…

— Я прежде всего солдат, — недовольно произнес Манштейн. — Мое дело воевать против Красной Армии.

— Это верно, господин фельдмаршал! Но Киев — город дислокации группы армий «Юг», и наш штаб должен знать, чем занимаются здесь ученые и искусствоведы… Подготовленные нами грузы будут отправлены в Вильденгоф и Кенигсберг. Думаю, бог будет милостив и фронт туда не дойдет, — окончил свой доклад полковник Вассерман.

Манштейн молчал, уставившись в письменный прибор с вытравленным на нем фамильным гербом.

Выждав минуту, Хорст Вассерман спросил:

— Какие будут еще распоряжения, господин фельдмаршал?

— Готовьтесь к эвакуации группы армий «Юг» из Запорожья в Кировоград, — тихо, почти шепотом произнес Манштейн.

Вечерело.

На опушке, которую пересекала извилистая лесная дорога, за шаг от молодой рябины, усеянной гроздями красных ягод, трое копали яму. Возле насыпанного холмика песка и земли лежали три автомата — два ППШ и ППС, планшет, три солдатских вещмешка, фуфайки и каски. На двух мужчинах — вылинявшие гимнастерки без погон. С ними девушка, одетая в темно-синюю юбку, свитер и жакет, на ногах — кирзовые сапоги.

— Отдохни, Леся, сами управимся, — сказал Устин Гутыря, вытерев ладонью пот со лба.

Он выпрямился и, казалось, стал в два раза выше. Провел рукой по волнистому чубу, уже поседевшему, хотя Устину еще не было и тридцати лет.