Геннадий Дмитриев - Притча о выборе

Возмущенный несправедливостью, он стал искать утешение в стакане и, поскольку светлое будущее уже не маячило на мрачном политическом горизонте, а несправедливость сделалась нормой жизни, он довольно быстро спился. После развода с женой, состоявшегося ещё во времена его службы в армии, жил Иван Степанович один, и остановить его безысходное пьянство, переходящее в алкоголизм, было некому.

Однажды летом явился к нему некий молодой человек, опрятно одетый, очень вежливый и учтивый, и рассказал, что он представляет организацию социального обеспечения, которая заботится о ветеранах Советской армии, и обещал отставному подполковнику материальную помощь. Для чего он попросил Ивана Степановича заполнить многочисленные анкеты, с данными паспорта и налогового кода, под которыми необходимо было поставить свою подпись. Время шло, а обещанная материальная помощь не поступала, но однажды, вернувшись домой, он с удивлением обнаружил, что ключи не подходят к замку на двери его квартиры, да и сама дверь была уже совершенно другой. В жилищной конторе, куда он обратился за разъяснением, ему сказали, что квартира его продана им же самим, и показали документы, подтверждающие этот факт. Так Иван Степанович стал бомжем.

Положив бутылку в сумку, он обнаружил рядом с ней еще не успевший промокнуть окурок, поднял его, и спрятал в карман. Обходя территорию своим привычным маршрутом, он нашел ещё несколько бутылок, и направился в пункт приема стеклотары. Перед дверьми пункта на железобетонном блоке, оставленным неизвестно кем, и неизвестно зачем, сидел Санёк, молодой бомж, лет тридцати, в грязной поролоновой куртке оранжевого цвета, и курил. Завидев Ивана Степановича, он крикнул:

— Привет подполковник! Богатый улов нынче?

— На стакан хватит, — мрачно ответил Иван Степанович. Он вошел в пункт, сдал бутылки, и вышел, недовольно ворча.

— Ну что, пошли, сообразим на троих? — спросил Санёк. — Там у ларька Юрасик ждет.

Иван Степанович молча направился к ларьку, который располагался напротив пункта приема стеклотары, где продавщица Клава торговала дешёвой водкой, происхождение которой было более чем сомнительно, но относительно низкая цена привлекала людей определенного свойства, не имеющих претензий к качеству пойла. Торговля, разумеется, шла из-под полы, кому на разлив, кому бутылку, но только тем, кто числился постоянным покупателем, которых Клава знала в лицо, для всех же остальных ларек спиртными напитками не торговал. Бывший сантехник ЖЭКа, Юрасик, мужик лет сорока, которого очередной раз выгнали с работы за беспробудное пьянство, крутился у ларька, ожидая собутыльников. Одет он был более прилично, чем Санёк и Иван Степанович, на нем была целая и довольно чистая куртка из искусственной кожи, и кроликовая шапка из домашнего кота средней пушистости. Юрасик бомжем не был, жил он в своей квартире с женой и детьми, и перебивался случайными заработками по сантехнической части, в те редкие дни, кода бывал трезв по причине отсутствия денег на выпивку.

— Пузырь на троих возьмём? — спросил Юрасик, когда Иван Степанович и Санёк подошли к ларьку. — А то мне на стакан не хватает, а в долг Клавка не дает.

— Как же, щас, в долг они захотели! — отозвалась Клава. — Вам в долг наливать — без заработка совсем останешься!

— Ладно, Клавка, кончай базар, давай пацанам бутылку, — сказал Иван Степанович, вытаскивая из кармана деньги, принимая долю от Санька и Юрасика.

— Берите, — Клава протянули им бутылку, взяв деньги, — только чешите подальше отсюда, не делайте рекламу моему заведению.

— Да, ладно, ладно, — сказал Санёк, — мы что, когда-нибудь тебя подводили?

— Ты бы хоть конфетку на сдачу дала, закусить, чтобы по-честному, — проворчал Иван Степанович.

— Какая сдача? — удивленным голосом взвизгнула Клава. — Вам ещё полтинника на бутылку не хватает, если уж по-честному!

— У тебя что, опять водка подорожала? — возмущенно воскликнул Юрасик.

— А то! Всё нынче дорожает, инфляция!

— Ладно, пошли, ребята, — сказал Иван Степанович, и двинулся впёред.

Они зашли за девятиэтажный дом, справа от магазина, расположенного метрах в ста от ларька, и уселись на ствол завалившегося тополя. Тополь этот, сгнив от старости, рухнул в прошлом году около кустарника, отделявшего поляну позади дома от тротуара улицы, да так и остался лежать, превратившись в место отдыха любителей выпить на природе. Сквозь кусты был виден магазин под вывеской «Черномор» и улица, названная в честь первой женщины-космонавта, Валентины Терешковой. В кустах был спрятан дежурный стакан. Кто бы ни приходил сюда выпить: свои ли, местные бомжи, или пацаны из соседнего двора, или вовсе чужие люди — стакан всегда оставался на месте.

Иван Степанович достал стакан, налил сначала себе, потом Юрасику, а после уже Саньку, затем вытащил из кармана найденный окурок, и закурил. Он видел, как напротив магазина остановился военный «УАЗик», из которого вышли два офицера-авиатора: подполковник и майор — они вошли в магазин, через несколько минут вышли, сели в «УАЗик» и уехали. Иван Степанович узнал их, с этими ребятами когда-то он летал на «Ан-26», — это был его штурман и помощник командира, второй пилот. «Хорошо, что они меня не видели, — подумал он, — да если бы и увидели, всё равно бы не узнали. Вот до чего докатился!». Он курил и молчал.

— Ну, что молчишь, Степаныч? — спросил Юрасик.

— А что говорить? Ты и так всё знаешь. Жизнь хреновая!

— А чё хреновая? — отозвался Санёк. — Вот выпили, и хорошо, а чё ещё человеку надо?

— Человеку, Санёк, много чего надо, если он, конечно, человек, а не то, что мы с тобой.

— А чё мы? Мы не люди, что ли?

— Люди, не люди. Вот ты, молодой здоровый пацан, почему работать не идёшь? Хоть бы грузчиком на базар пошёл или дворником. Вон, дворников не хватает, дядя Костя один на три двора метлой машет.

— Ха! Сдурел, что ли, подполковник? Чтобы я, свободный человек, стал горбатить на всяких там крутых сволочей? Да, мне свобода дороже, чем гроши от этих эксплуататоров!

— Работа, она дураков любит, — многозначительно произнес Юрасик, — а нормальному человеку завсегда выпить хочется. Мне, вот, начальник говорит, мол, опять на работу пьяным пришел. Во-первых, не пьяным, а выпимши, а во-вторых, я свою работу знаю, что трезвым, что выпившим, всё одно сделаю.

— Ну, понеслась! — сказал Санёк. — Работу он знает! Кто Петровне кран чинил? И за кем она с веником по двору гонялась?

— Всякое бывает. Кто не без греха? Но работу свою я знаю, вон, недавно, меня писатель Осинский приглашал канализацию чинить. Это ж понимать надо! Творческая интеллигенция, кого попадя не позовут, уважают, значить, меня, и работу мою ценят.