Аида Гюмреци - Алые маки на серых скалах

Солнце стояло высоко и нещадно палило. Дышать было нечем. Море — огромное, в сером мареве — тоже парило зноем. Ни ветерка, ни прохлады! Девушки были в сандалиях на босу ногу и бежали легко.

В зале было полным-полно молодежи. Лева стоял перед небольшим столиком, за которым сидели руководители штаба молодежи. Ася и Амалия потеснили знакомых ребят и устроились в первом ряду.

— С мандатом, предписывающим всем советским организациям и военным комендантам оказывать содействие посланцу бакинской партии большевиков, Левон Шаумян был командирован в Москву, — призвав рукой к тишине, обратился к собравшимся председатель. — Он с честью выполнил поручение. Мы попросили Леву рассказать активу молодежи о своей поездке.

В зале захлопали.

Лева смущенно ждал, когда кончится эта незаслуженная овация. Он не знал, с чего ему начинать…

В раздумье Лева перебирал пальцами белые газыри своей черкески, которую любил надевать в торжественных случаях.

— Давай же, рассказывай! — нетерпеливо крикнули из зала.

И Лева начал:

— Меня очень тепло встретили в Москве. Управляющий делами Совнаркома Бонч-Бруевич хотел немедленно представить меня товарищу Ленину, но я отказался…

— Во-о! — В зале прокатился удивленный вздох. С ума он сошел, что ли? Каждый из собравшихся мечтал видеть Ленина и не представлял даже, как мальчишка мог прямо с вокзала к нему не побежать…

— А что вы «вокаете»? — с упреком спросил Лева, уже без смущения взглянув в зал. — Не мог же я в рваных сапогах показаться на глаза вождю? Пришлось срочно латать обувь.

Взрыв хохота потряс комнату. Ася так живо представила себе эту картину, что тоже от души смеялась.

Не удержался от улыбки и Лева. Он вспомнил залитую солнцем Москву, с зелеными бульварами и скверами, с пыльными шумными улицами, с тревожно-усталыми, озабоченными людьми, куда-то спешащими. И себя в своей привлекающей внимание черкеске и в сапогах с отставшими подметками… Вспомнил, как почувствовал вдруг себя одиноким, как страстно захотелось назад, домой…

— Ты что, Лева, заснул? Давай дальше! — окликнул младшего Шаумяна председатель.

Смех так же быстро стих, как и начался. Все нетерпеливо ждали продолжения рассказа.

— К Ленину меня повели через Троицкие ворота. Я так сильно волновался, что шел как во сне! Там, где раньше ходили цари и вельможи, теперь ходят матросы и солдаты, рабочие и крестьяне… Много народу попадалось на моем пути. И в кабинете Ленина был народ. Несколько военных и штатских обступили стол вождя, а тот что-то горячо доказывал им.

Когда меня привели, Ленин краешком глаза оглядел меня, но разговор свой не прервал. Потом, закончив говорить, поднялся, сделал несколько шагов мне навстречу, пожал руку и посадил на стул рядом с собой.

— Да ну? — громко усомнился кто-то в зале. — Неужто он всех так встречает?

— Конечно, всех. Он очень простой человек! — ответил Лева. — Я сначала робел, а потом успокоился и осмелел. «Ну, здравствуй, младший Шаумян», — ласково положив ладонь на мое плечо, с улыбкой сказал Ленин. Голос у него глубокий, ровный, с чуть заметной картавинкой. «Я не младший, я средний Шаумян, — ответил я. — У меня есть младший братишка Сережа и сестренка Маша». — «Ну, средний Шаумян, рассказывай, как там, в Баку?» — улыбнулся Ильич. Я начал говорить о том, что у нас здесь творится. Говорил короткими фразами, спешил, но Ленин меня не прерывал. Он внимательно слушал и дал мне все высказать. У него были такие понимающие глаза! Умные, добрые, теплые…

Как коротка была та встреча, но как значительна, как неповторима, как незабываема!

Лева блестящими глазами смотрел в зал на своих товарищей и не мог выразить переполнявшие его тогда чувства. Но присутствующие, казалось, понимали его состояние, сопереживали… Никто больше не прерывал молчания, пока председатель не спросил:

— Все? Ленин больше ничего не сказал?

— Он сказал: «А теперь сядь вон в то кресло и, милости прошу, отдохни!» — Ильич жестом показал на кожаное кресло недалеко от своего письменного стола, но я и не думал садиться. Видел, что Ленину уже не до меня: он углубился в неотложные дела, одним из которых, наверное, было сообщение о тяжелом положении Баку. Я тихонько вышел. Через три дня с боевой дружиной и эшелоном оружия возвратился в Баку. Вот и все!

В зале снова захлопали. А у Аси было такое впечатление, будто она путешествовала вместе с Левой и сама видела Ленина.

Когда все расходились, девушка протиснулась к юному докладчику и спросила:

— Так передал ли все-таки Ленину Степан Шаумян тот значок?

— Передал. Сам видел его на пиджаке Ильича, — сказал Лева.

— А может, это не тот значок, а другой? Откуда ты знаешь?

— Тот. Я как глянул на него, так Ленин, поймав этот мой взгляд, спросил с хитринкой, прищурив глаза: «Твой подарок? Спасибо, с удовольствием ношу!»

— А говорил, больше нечего рассказывать… — упрекнула Леву Амалия.

— Нет. Это — все… Вот кончим здесь с контрой, поеду в Москву учиться и смогу видеть Ленина сколько душе угодно!

Девушки возвращались домой под впечатлением услышанного. Ася мысленно дала себе слово обязательно поехать в Москву, хоть на короткое время, чтобы увидеть вождя революции.

— Нет, не скоро туда попадешь… Уж больно много в Баку канители до полной победы над контрой! — уловив ее мысли, сказала Амалия и вздохнула.

Вздохнула и Ася: обе понимали, что впереди трудный путь, тернистый и опасный.

Дома Ася застала всех за сборами. Оказалось, что мать все-таки настояла на том, чтобы поехать к ее сестре, на Волгу.

— Надо спасти детей от голода, дать им немного окрепнуть, чтобы осенью они снова могли прилично учиться.

Семья не раз проводила лето на Волге. А теперь это было особенно заманчивым.

Если бы в прошлом году сказали, что она не захочет поехать на Волгу к тете из-за общественной работы, Ася бы рассмеялась прямо в лицо такому шутнику. Но теперь ей трудно было расстаться с товарищами. Теперь, когда так четко определились ее обязанности…

— На месяц, не больше, уезжаем, — заверяла мать. А сама собирала в узлы, в чемоданы все, что можно было увезти.

— Зачем столько вещей нам на короткое время? Не на всю ли жизнь ты собираешься уехать из Баку? — удивлялся отец. — Я лично должен от силы через месяц быть здесь.

— И мои теплые вещи не укладывай! Я должна приехать в Баку даже раньше отца! Пойми, иначе я не могу… — Ася в сердцах вырвала из рук матери свое зимнее пальто и повесила его обратно.

Та долго молчала, но потом, не выдержав, залилась слезами и схватилась за сердце. Ася начала успокаивать ее…

Было понятно, что тревожит мать! Угроза нашествия турок висела над Баку, хотя в конце мая в газетах и были сообщения о победе армян в битве под Сардарапатом. Растоптав Армению, тысячная рать врага двигалась к Азербайджану. Поэтому мать, чувствуя беду, стремилась любыми средствами увезти отсюда своих близких. И Ася вынуждена была уступить ее мольбам.