Аида Гюмреци - Алые маки на серых скалах

— Галка, ты откуда? — радостно воскликнула Ася.

— Да я тебя здесь, около редакции, почти целый день прождала.

Ася горячо прижала к себе сестру и несколько раз поцеловала. У нее были тонкие черты лица, большие черные глаза и пышные волосы.

— Но почему ты решила, что встретишь меня именно здесь?

— Мама сказала, что, как бы ты ни была занята, прежде чем уедешь из Астрахани, обязательно зайдешь в редакцию. И верно.

— Я очень рада, что все так удачно получилось, а то, действительно, едва ли сумею еще попасть домой. Передай маме и папе, чтобы они не беспокоились за меня… А ты, Галка, береги их!

— Мне не до этого. Я на фронт ухожу. Деникина бить. Ясно? — вспыхнула Галя. — Слышала, что говорил на митинге Киров?

— Мала еще. И без тебя есть кому воевать! — отрезала Ася.

— Мала? Это в шестнадцать-то лет?

Неизвестно, до чего бы еще договорились сестры, но чудеса этого удивительного дня не кончились.

Лазьян, никак не ожидая встретить Асю на улице, прошел бы, конечно, мимо, если бы девушка его не остановила.

— Ну и чудеса в решете… Вернулась из белокаменной! Сколько лет, старина, сколько зим? К нам литсотрудником пойдешь? — Лазьян так крепко стиснул в своей лапище ее руку, что Ася едва не вскрикнула от боли.

— Так как? Пойдешь? — По своей привычке с ходу решать любые вопросы, Лазьян просто не давал ей опомниться и тут же рассказал, что с приездом в Астрахань Кирова «Красный воин» имеет теперь такого публициста, о котором газета и мечтать не могла.

— Мы часто печатаем его статьи. Знаешь, какой они отличаются злободневностью и оперативностью? Он умеет любую местную тему поднять до общепартийных задач, заострить внимание на главном… Кстати, «Правда» напечатала совсем недавно большую статью Кирова «Деникин на Кавказе», читала? Правда, хорошо написана?!

Таков был Лазьян. Он не давал себе труда получить ответы на заданные им самим вопросы. Ася сумела-таки при первой же паузе ввернуть словечко и сказать, что она читала кировскую статью еще в Москве. Мало того, сегодня видела его.

— На митинге? Правда, легко и образно говорил? Люди идут на выступления Кирова с интересом, потому что уверены: он скажет что-то важное, необходимое, зарядит энергией…

— И верно! И верно! — воскликнула Галя. Но, заметив, как Лазьян, прервав свою речь, удивленно уставился на нее, смущенно сникла.

— Моя сестренка, Галя, — выручила не только девочку, но и себя Ася, так как Лазьян увлекся, а ее время уже истекало.

— Большая у тебя сестра… Комсомолка?

Но надо было не дать повода Лазьяну закатить новую речь. Теперь уже о комсомоле и о том, как Киров уделяет много внимания молодежи… Поэтому Ася шутки ради отчеканила:

— Дорогой Иосиф! Да, Галя комсомолка. Киров — чудесный журналист и оратор. Но мне, к большому огорчению, пора.

— А ведь, Асек, и мне пора… В редакции завал работы, до ночи приходится сидеть. Поэтому нам очень нужен новый сотрудник. Жду тебя!

— Завтра меня уже не будет в Астрахани.

— Куда же ты денешься? На фронт? Ну, ну… Тогда давай оттуда в газету информируй. Пиши о героизме наших бойцов.

— Нет, Иосиф, я еду в Баку, увидеться скоро едва ли придется… Зато потом, когда весь Кавказ будет советским, ты напечатаешь мои воспоминания в «Красном воине». Идет? А теперь до такой же счастливой встречи!

— Вот как? В глубокий тыл? Есть повод? Назначение? Ты уже член партии?

— Есть повод! Член партии! Давай, давай еще вопросы, неугомонный, невыносимый ты человек! Да, дважды слушала Ленина, стояла от него совсем близко! Все, товарищ! Интервью редактора самой передовой, самой замечательной газеты «Красный воин» Иосифа Лазьяна с бывшим литсотрудником этой же газеты Асей Папян закончено. — С этими словами Ася поцеловала Галю, затем потянулась к Лазьяну и неожиданно чмокнула его в щеку. Последнее, что она увидела, прежде чем повернуться к ним спиной и убежать, была моргавшая ресницами сестренка и озадаченно улыбавшийся Лазьян.

7 ноября, во вторую годовщину Великой Октябрьской революции, рыболовецкая шхуна «Гурьевка» подняла паруса. Задолго до рассвета покинули берега Астрахани, боясь привлечь к себе чье бы то ни было внимание. Каспий, кроме Астрахани, весь был опоясан вражьей цепью интервентов, белогвардейцев, буржуазных националистов… Деникинские военные суда базировались в Петровском порту, совсем близко…

В бледном рассеянном свете надвигающегося утра было что-то торжественное, хотя в смутных очертаниях горизонта чудилась затаившаяся угроза. Но постепенно небосклон начал розоветь. К тому времени, как солнце поднялось высоко, из края в край затеплилось и засияло море.

Теперь трудно было поверить, что шхуне угрожает опасность. Однако осторожности ради камовцы соблюдали тишину: ни смеха, ни говора. Только глухой рокот волн нарушал царившее вокруг безмолвие.

День прошел в напряжении. Ночью двигались, не зажигая огня, в абсолютной темноте…

Асе не сиделось на месте. Она выскальзывала на палубу и неотрывно смотрела, как под луной перед шхуной серебрилась широкая дорога, а звезды на темно-синем небе казались огромными и очень близкими — вот-вот окунутся в море.

Эх, плыть бы да плыть по этому бескрайнему простору и ни о чем не думать! Но гнетущее ожидание возможной катастрофы висело над шхуной. Доберутся ли благополучно до места?

— Мы рыболовы, — говорил Камо. — Но если нас захотят задержать деникинские сторожевые суда, мы спокойно приблизимся и забросаем бомбами все их огневые точки на палубе. И судно наше!

Все верили в этот дерзкий вариант и были готовы его исполнить.

Ну, при крайней необходимости надо было взорваться вместе с врагами: отряд не намерен был сдаваться в плен…

В одну из ночей у берегов Дербента, занятого белыми, замелькали огни сторожевого крейсера деникинцев. К счастью, туман прикрыл море густой завесой, и «Гурьевка», не замеченная противником, изменив курс, успела скрыться.

Днем море было спокойное. А ночью начался шторм. Волны огромной стеной поднимались, и бедное суденышко то вдруг оказывалось на высоченном гребне, то будто проваливалось в кипящую бездну.

На палубе все трещало и скрипело. Но шхуна на удивление стойко выдерживала натиск бури и неслась вперед.

Настроение в отряде было под стать шторму — боевое. Мужество моряков во время шторма было беспримерным — Сергей Миронович знал, кого подбирал в команду.

Еще перед отплытием из Астрахани Камо распределил роли для своих бойцов. Разин по паспорту являлся сыном купца 1-й гильдии Куликова. Миша Манучаров тоже играл роль купца, а Ася считалась его женой. Манучаров играл свою роль превосходно. Сказывалась старая закалка подпольщика — он ведь был в партии с девятьсот шестого года! Ему уже исполнилось тридцать семь…