Хаджи-Мурат Мугуев - Господин из Стамбула. Градоначальник

— Вызови, голубчик, на завтра, часов так на двенадцать, хозяйку этого милого заведения. Я пок-кажу этой чертовой кукле!

— Слушаюсь! — сказал адъютант.

Греков вытер платком лысину, вздохнул и вдруг расхохотался.

— Наш Сережка — и вдруг графьев по щекам лупцует… Ну и времена пришли, прости господи…

Адъютант осторожно прикрыл дверь, за которой все еще смеялся градоначальник.

***

Ее превосходительство генеральша Краснова, занятая мыслями о предстоящем грандиозном благотворительном бале-концерте в пользу «недостаточных гимназистов» города Ростова, забыла в тот же день позвонить градоначальнику.

На следующее утро, часов около одиннадцати, в приемной появился Греков, злой, насупленный и мрачный. Рано утром он получил сведение о том, что посланный им в Новороссийск нахичеванский мещанин купец Парсегов, вместо того чтобы реализовать там мерлушку, взятую Грековым из неучтенных складов бывшей русской армии, бежал вместе с деньгами и товаром в Константинополь.

Убыток, понесенный градоначальником, был тысяч до двадцати, и хотя мерлушка была казенной и лично ему не стоила ни копейки, Греков, считавший ее своею собственностью, был потрясен. Градоначальник раздраженно оглядел людей. В нем нарастала ярость от сознания бессилия и обиды за потерянные барыши. Чувство это все росло, искало выхода, и его надо было поскорее излить. Градоначальник остановился возле замершего при его появлении часового. Он внимательно и долго разглядывал ноги казака и затем хмуро спросил:

— Это что такое? — и ткнул в начищенные голенища часового.

— Так что сапоги, господин полковник, — не своим голосом крикнул часовой.

— Сапоги, — мрачно повторил Греков. — Воины, служаки, туды вашу в карусель!! По семи пар сапог у каждого, потому вас и бьют босяки красные… — Он покачал головой. Раздражение не покидало его. Он огляделся и горестно проговорил: — А мы служили, семеро в одном сапоге ходили… и ничего, никаких большевиков не знали…

— Именно так… совершенно справедливые ваши слова, — складывая на животе руки крестом, кланяясь градоначальнику, протиснулся через толпу замерших просителей какой-то человек в длинной добротной поддевке, — золотые ваши слова…

— А ты кто? — наступая на него грудью, вдруг рявкнул Греков.

— Внноват-с, мы купцы… Акимов, железоскобяные товары, — отступая назад, прошептал человек.

— Ку-пе-ец! — дико закричал Греков, и в его мозгу пронесся купец Парсегов, одурачивший его с мерлушками.

Объект для успокоения разлившейся желчи был найдем.

— Торгаш! Подхалим, обирало!! — замахав руками, крикнул он. — Тебя кто спрашивает, аршинник, что ты в военные разговоры суешься?

— Извините, батюшка, — пролепетал купец.

— «Ба-тю-шка»! — не веря своим ушам и приседая от негодования, завопил Греков. — Это ты меня, суконное рыло, батюшкой зовешь? Ах ты чертово семя, да что я тебе, поп или архиерей долгогривый?.. Я моему государю, — гордо выпячивая грудь и поднимая палец, произнес Греков, — пол-ков-ник, а тебе, сукину сыну, ваше высокоблагородие. А ну, марш отсюда, барбос собачий! — свирепея от собственного крика, заорал он.

Купец рванулся к выходу.

— Киселя ему, киселя под зад! — вспомнив беседу с Гревсом, крикнул Греков, но купец, подхватив полы поддевки, уже несся по лестнице вниз. — Он бы меня еще «вашим степенством» обозвал, — успокаиваясь, сказал градоначальник, оглядывая замерших в испуге людей. — Распустился народ, ни чина, ни звания не соблюдает. — И уже совсем подобрев, милостиво добавил: — Дайте отдышаться… сейчас начну!..

Посетители были все какие-то надоедливые люди, лезли с разными пустяками, и градоначальник снова стал раздражаться, Неотвязная мысль о потерянных деньгах сидела в голове.

— Ну, живей, живей, что рассусоливаешь — сердито сказал он старику подхорунжему, пришедшему с просьбой о продаже дома. — Разрешаю. Скажи там, в канцелярии, чтобы написали бумагу.

В кабинет заглянул адъютант.

— Господин полковник, начальница заведения пришла…

Греков, занятый разговором с подхорунжим, услышал только половину фразы. Он сразу повеселел. Вот тот источник, откуда можно хоть несколько пополнить свой убыток.

— Зови ее! — сказал он.

Подхорунжий и адъютант вышли. В кабинет вплыла томная дама лет под пятьдесят, в строгом черном платье, с кружевной наколкой на голове.

«Из жидовок», — определил градоначальник, глядя на породистое лицо женщины.

— Здравствуйте, полковник — сказала дама, садясь в кресло, и протянула руку онемевшему от такого нахальства Грекову. — Я пришла по поводу моих девочек…

Видя, что Греков исподлобья мрачно глядит на нее, дама пожала плечами и отвела назад руку.

«Действительно монстр, чудак какой-то!» — подумала она.

— Я — Оболенская! — сказала дама.

— А я думаю — Ицкович! — ухмыльнулся Греков.

Снова наступило длительное молчание. Оба выжидательно и молча смотрели друг на друга. Оболенская удивленно повела глазами. «Вероятно, он плохо слышит», — предположила она, и, чувствуя себя несколько неловко, княгиня уже громче повторила:

— Я к вам, полковник, по поводу моих девочек.

— «Девочек»… — потирая сухие пальцы, как эхо повторил Греков.

— Да… Как вы, конечно, знаете, им решительно невозможно выходить одним из заведения… Всякое хулиганье, апаши пристают к ним.

— «Апаши пристают»? — набирая для разбега силы и еле сдерживаясь, тоненьким голосом повторил Греков.

— Ужас! Поэтому я прошу вас нарядить отряд полиции, что бы он провожал барышень, когда они пойдут в город…

Греков, выпучив глаза, смотрел на посетительницу. Подобное нахальство ошеломило его, но Оболенская, ничего не замечая, продолжала:

— …и, конечно, обратно в заведение…

— Провожать с полицией твоих…!! — вскочив со стула, выкрикнул непристойное слово Греков. — А этого не хочешь? — и он завертел перед носом оторопевшей княгини два больших шиша. — Ах ты стерва, потаскуха, сук-кина дочь! Я тебе покажу проводы с полицией…

— Что? Что?.. Да как вы смеете, сударь!

— Ск-ка-ж-жите, какая невинность! — перегибаясь через стол, зашипел Греков. — Охрану ей дай для ее девок! Да от твоих шлюх мне самому горожан оберегать надо!

— Негодяй! Нахал! Я к атаману поеду жаловаться!..

— Ох, напугала! Сейчас умру от страху! «К атаману поеду»! — передразнил Греков. — Я тебе сейчас прикажу плетюганов всыпать, старая сводня. Чего глазами хлопаешь! — заревел он на терявшую сознание Оболенскую. — У тебя в вертепе порядочных людей по мордасам хлещут… Часовой! А ну, дай этой ведьме под зад коленкой!

В кабинет вбежал адъютант. Он бросился к махавшему руками Грекову и что-то быстро зашептал.

— Чего, чего? Ты что это городишь? Какая там княгиня? Это же мамаша из публичного дома, за своих девок просит… Мы же ее сами вызвали.