Барбара Нейгауз - Радиосигналы с Варты

Уставшие и грязные, Андре и Макс вернулись обратно, однако им пришлось просидеть, дрожа от холода, два часа за сараем, прежде чем они смогли пройти в дом. Недовольные результатами своей работы, они легли спать.

Лежа на спине, Макс прислушивался к шуму, доносившемуся из соседней комнаты, и от нечего делать пересчитывал цветочки и птички, нарисованные на обоях. Он гораздо спокойнее чувствовал себя на мельнице, чем в этом шумном месте. Макс закрыл глаза и крепче прижался щекой к подушке.

«Хелена! — подумал он. — И чего ради ты так запала мне в душу, что я вновь и вновь хочу тебя видеть?»

Мысленно представив себе дочь мельника, он попытался вспомнить лицо той, которую любил, ее волнистые волосы, блестящие глаза и гордый рот. Они были неплохой парой: выросшая на советской земле Лида и он. Их связывала крепкая дружба. Макс пытался вспомнить, как Лида смеется, но никак не мог.

Оказавшись на польской земле, он старался не вспоминать Москву, так как это отвлекало его от действительности, а она оказалась более скучной, монотонной и менее героической, чем он представлял прежде. А потом началась новая жизнь, с новыми впечатлениями, встречами, заданиями Центра. Он узнал о зверствах гитлеровцев. Старое как-то померкло, отошло на второй план, а если и всплывало в памяти, то только как сладкий сон. Он понимал, что все это, возможно, когда-нибудь вернется снова, но и тогда оно наверняка будет не прежним, а станет иным.

С Лидой у них были общие интересы, с Хеленой же его связывала борьба против общего противника. Хелена была для него лучиком света в темноте ужасов войны. Макса инстинктивно тянуло к ней, хотя он знал, что в Москве его ждет Лида.

Макс повернулся, и пружины матраса жалобно заскрипели под ним.

— Ты знаешь, о чем я сейчас подумал? — спросил Андре, увидев, что Макс не спит. — Нам нужно будет снова перебазироваться на мельницу. Здесь продуктивно работать невозможно. А ты как думаешь?

— Прикажи мне, и я хоть сегодня готов туда перебраться. — Макс сбросил с себя одеяло.

— Ну, ну, не спеши, — остудил его Андре. — До ночи-то уж нам придется подождать. Да и с радиопередачами мы должны что-то придумать, так как ставить под удар мельника и его семью мы не имеем права.

Когда Рох Курпирц снова увидел немцев у себя, он усмехнулся и сказал:

— Ну как, надоело вам на новом месте? Убедились в том, что мой отель самый лучший? То-то же! Слушайте меня, а не каких-то юнцов.

Мельник разместил их не у себя, а неподалеку, метрах в тридцати, в сарае своего соседа, куда дочь мельника недавно носила партизанам еду. Когда выдавалось свободное время, Рох приходил побеседовать с Андре.

Часто навещала Макса Хелена, и они уходили поговорить на луг или на чердак, где когда-то скрывались Эрнст, Вилли и Фриц. Максу и Хелене хотелось побыть вдвоем, чтобы никто им не мешал и не слышал их разговоров.

Андре и строгий мельник знали об этом, но старались не мешать молодым людям, понимая, что этим счастливым минутам и часам не сегодня-завтра может прийти конец.

Девушка и радист понимали, что военная судьба каждую минуту может разлучить их. Поэтому они говорили не столько о настоящем, сколько о будущем.

— Кем бы ты хотел стать после войны? — спросила Макса девушка. — Уж не поэтом ли, как твой командир?

— Нет, инженером. Я хочу строить мосты.

— А почему не дома? — удивилась Хелена. — Ты же знаешь, сколько домов война разрушила. Людям нужно где-то жить, нужно иметь крышу над головой. А разве детям кров не нужен?

— Я хочу строить мосты, — упрямо повторил Макс. О строительстве мостов он мечтал еще с детских лет, а за последнее время еще больше утвердился в своем желании. — Согласен, дома очень нужны людям, но ведь мосты соединяют города, страны и даже целые народы, понимаешь?

— Конечно понимаю, но сначала надо уничтожить вражду между людьми.

— Я уверен в том, что люди, когда они перестанут воевать друг с другом, будут способны сделать много полезного. Ты тогда сможешь учиться.

— Я? Да ты с ума сошел! — Хелена сначала громко рассмеялась, но потом вдруг притихла. Она сощурила глаза и стала похожа на своего отца. — У нас о таком никто и не мечтает. Девушки, должны думать о замужестве. Отец сам найдет мне жениха.

— И тебе это нравится? — удивился Макс. — Обещай мне, что ты не согласишься, чтобы тебя сватали.

Хелена сначала провела ладонью по волосам Макса, а затем положила руку на его плечо и сказала:

— Если ты пообещаешь, что возьмешь меня в жены. Одна я тоже не хочу оставаться.

Макс молча снял руку девушки с плеча и надолго задержал ее в своей руке.

Дни шли один за другим своей чередой. В тот год снег выпал рано и скоро растаял. В конце ноября появился Черный и принес интересную новость. Он получил открытку из Бреслау. Его дядя (которого у него не было и в помине) почерком Яна Вилька писал, что он благополучно добрался до дома. Это известие следовало понимать так, что Вильк благополучно выбрался из кольца. От себя Черный добавил, что он лично понимает это так, что трое немецких патриотов благополучно прибыли к Яну Вильку и отправились дальше. То, что на открытке стоит почтовый штемпель Бреслау, еще ничего не значит: Вильк мог попросить своего друга бросить открытку в Бреслау, чтобы не открывать своего местонахождения.

Андре обрадовался известию, а Макс почувствовал себя немного посрамленным, так как из-за своей привязанности к Хелене он почти совсем забыл о товарищах. Когда же они в назначенное время вышли в лес, чтобы связаться с Центром, радист сначала настроился на волну своего коллеги. Оказалось, что на ней работает какой-то неизвестный ему слабенький радиопередатчик. Макс сразу же выключил рацию.

«Фриц, почему ты молчишь? — с тревогой подумал он о друге. — Где ты сейчас находишься, дорогой мой товарищ?»

Из окошка Фрицу была хорошо видна вся местность вокруг, и особенно плотина, по которой он однажды пробежал с рацией за плечами под огнем гитлеровцев. Тогда за ним следом несся Федя, бросив повозку, опрокинувшуюся со всем, что в ней было, после того, как он начал изо всех сил бить лошадь. Как давно все это было! Фрицу казалось, что с тех пор минули годы. Рана его, которую уже десять дней не перевязывали, загноилась. Рука страшно болела, и боль отдавалась даже в груди. Правда, жар скоро пропал, но зато появились вши, от которых Фриц сильно страдал.

Доктора Челябинска уже не было в живых. Он погиб во время нападения гитлеровцев на дом, в котором лежали раненые. Его прошили автоматной очередью. От группы Владека осталось всего-навсего несколько человек.

Патриоты тщетно прождали доктора трое суток. Ни он, ни Владек не появились. После этого им пришлось покинуть свое убежище, так как поблизости от них расположились польские националисты. Патриоты двинулись во Влыницу, в партизанскую местность.