Барбара Нейгауз - Радиосигналы с Варты

Тадеуш лежал ни жив ни мертв, с минуты на минуту ожидая, что его обнаружат. Но случилось, можно сказать, чудо: найдя мешок с мукой, гитлеровцы больше ничего не стали искать и удалились.

Вечером того же дня на хутор пришла девушка-связная, разыскивавшая командира. Она нашла его и спрятала в надежном месте, потом достала женскую одежду, которую обычно носят старухи. Девушка съездила в Тарновске-Гуры и доложила инспектору о том, что сделала. На обратном пути к Тадеушу она купила похоронный венок из бумажных цветов, украшенный траурной лентой.

А спустя четверо суток после облавы Тадеуш в женском платье и платке появился на железнодорожном вокзале. На левой руке он держал венок, а в правой руке, закрытой широкой траурной лентой, — пистолет. Он стоял на платформе среди офицеров, жандармов и шпиков и шептал молитвы, пока не подошел поезд. Этим поездом он благополучно добрался до Тарновске-Гуры. Там он подробно доложил обо всем инспектору, который строго-настрого приказал ему больше не показываться в Люблинце.

Однако Тадеуш был не из тех людей, кто станет отсиживаться в укромном месте и не заботиться о нуждающихся в его помощи. Вот тогда-то он и решил помочь немецким антифашистам, доверительно сообщив об этом решении своему начальнику. А тот офицер, уже пожилой и солидный мужчина по имени Кубац, рассказал об этом Геновефе.

Самому Кубацу было приказано собрать разрозненные силы Армии Крайовой. Узнав от Тадеуша о том, что в городе находятся немецкие антифашисты, Кубац согласился помочь им, насколько это было в его силах.

Андре сначала обрадовался помощи Кубаца, но скоро его радость прошла: ведь у него не было и десятой части бойцов, которыми командовал Тадеуш. Да и обстановка в городе к тому времени значительно изменилась. Сам же Андре ничего не мог предпринять: он, как говорят, находился на нуле.

Массовые аресты, допросы и истязания множества людей, о чем в городе много говорили, как бы парализовали немецкое население, с которым до облавы Андре так сравнительно легко устанавливал контакты. Совместные успехи, одерживаемые до этого немецкими и польскими патриотами, сначала породили в них богатые иллюзии, а одно-единственное поражение моментально заразило их духом неверия и трусости. Встречаясь с уже знакомыми ему людьми, Андре вдруг натолкнулся на стену молчания и нежелания что-то сделать в интересах скорейшего окончания войны. Только теперь до него наконец дошло, как глубоко могла оболванить, этих людей лживая гитлеровская пропаганда.

Таким было положение на 28 октября, когда Андре наконец решился отослать радиограмму в ЦК КПГ. Он набросал несколько вариантов, но, прочитав их, остался недоволен и в конце концов остановился на таком тексте:

«За нами установлена слежка. Мы разделились на две самостоятельные группы, не имеющие между собой связи. Однако ее необходимо восстановить. Положение группы очень тяжелое».

Макс закодировал радиограмму, передал ее в Центр и лишь после этого спросил Андре:

— Неужели ты в самом деле считаешь наше положение безнадежным?

— Нет, хотя я так и написал в радиограмме. — И Андре поделился с другом своим мнением на этот счет, не забыв сказать и о том, как представляет себе свою работу в будущем. — Мы и впредь будем выполнять то, что нам прикажут. Но для этого нам необходима регулярная устойчивая радиосвязь. Еще нам нужна надежная квартира за пределами города, из которой мы могли бы незаметно уходить на задания. Как ты считаешь, не пойти ли нам в Павонков? Надеюсь, что наши товарищи находятся именно там, а вместе нам будет легче.

Макс молча пожал плечами. Ему хотелось сменить место нахождения. Он жаждал полезной деятельности, но вовсе не был уверен в том, что их товарищи до сих пор находятся на мельнице, так как рация Фрица молчала. Макс не однажды настраивался на ее волну, но в эфире было тихо.

— Почему ты не отвечаешь, когда тебя спрашивают? — Андре явно нервничал. — Ты что-нибудь имеешь против Павонкова?

— Ничего я не имею. По мне, чем скорее, тем лучше.

Они обсудили свое намерение с Кубацем, который отнюдь не отговаривал их. Волна облав, прокатившаяся по округе, вплотную подошла к Павонкову. Кубац быстро подготовил все необходимое для переправы, а затем пригласил антифашистов на высотку возле водокачки, где их уже поджидали Черный и Эдвард.

— Ваши товарищи все еще находятся у нас, — сообщил немцам Эдвард, поздоровавшись с ними. — Семнадцатого октября мы проводили их в Дралин, а уж оттуда они направятся в леса под Лебками. Они говорят, что им обязательно нужно туда прибыть.

Андре не проронил ни единого слова. Услышанное не только расстроило, но и потрясло его. Андре не поделился с Эрнстом своими намерениями встретиться с Невойтом, так как полагал, что, чем меньше людей знает об этом, тем лучше. Андре, разумеется, хотел добра всей группе, но в то же время он нес ответственность за нее.

— С тех пор мы о них ничего не слышали, — заметил как бы между прочим Черный. — Яна Вилька и многих других товарищей власти арестовали, остальные были вынуждены бежать.

Андре еле сдержался, чтобы не воскликнуть: «Нет! Нет!», но вместо этого он лишь молча кивнул. Его мучили назойливые мысли. Заговорил он только тогда, когда они оказались на высотке:

— Что касается меня и Макса, то тут вы можете о нас не беспокоиться. Завтра утром мы отправимся на поиски наших товарищей.

— И где же вы их собираетесь искать? — поинтересовался Черный. — Ведь это же равносильно самоубийству. Они вас не ждут.

— Если они живы, то мы их обязательно найдем, — спокойно проговорил Андре.

До сих пор Макс молчал. Его нисколько не удивил приход Эдварда. Он прекрасно понимал, что́ сейчас творится с его другом Андре, который всегда остро переживал и большие и маленькие неудачи. Он видел, что Андре решил исправить ошибку, допущенную им ранее, и тем не менее Макс поддержал Черного, сказав, что намерения Андре действительно граничат с безумием.

— Но ты не подумал о том, что на это скажут в Центре. Как-никак нам было приказано не сворачивать базу.

— Хорошо. Не будем больше об этом говорить, — согласился Андре.

На столе у мельника уже стоял завтрак. Рох Курпирц обрадовался гостям. Он был недоволен тем, что его сыновья вынудили антифашистов уйти с мельницы. Ему казалось, что на то не было особых причин.

Осторожный Эдвард немного проводил гостей. У мельника имелся небольшой дом, на чердаке которого и укрылись патриоты. Правда, дом этот стоял у дороги, по которой шло интенсивное движение, но патриотов это нисколько не смущало: во время пребывания в Люблинце они привыкли и к худшему. Зато этот дом был удобен тем, что его черный ход вел в парк и, следовательно, входить и выходить из дома можно было незаметно.