Вадим Белов - Мир приключений, 1918 № 03

— Взломаемъ засовъ, — предложилъ кто — то изъ толпы. Другой нажалъ всей тяжестью тѣла на деревянную створку. Остальные помогали. Затворъ не ломался; доски не трескались.

— За мной, — позвалъ Денъ и побѣжалъ къ грудѣ балокъ, приготовленныхъ для постройки.

— Поднимемъ! — предложилъ Ривъ.

Но было очень темно; не всѣ руки схватились за одну и ту же балку. Произошло смятеніе.

— Готово! — черезъ нѣсколько минутъ прокричалъ кто-то. Выстроившись вдоль длиннаго бревна, Денъ и четверо другихъ изъ толпы поднесли импровизированный таранъ къ воротамъ конюшни и съ силой ударили имъ одну изъ крѣпкихъ створокъ.

Грохотъ. Одна доска разбилась. Верхняя петля сломалась.

— Еще разъ! — приказалъ Денъ.

Дверь упала внутрь. Изъ открывшагося отверстія вырвался цѣлый адъ безпорядочныхъ звуковъ и клубовъ дыма.

Черезъ нѣсколько мгновеній дымъ немного разсѣялся и открылъ сцену смятенія. Въ концѣ прохода, между двойнымъ рядомъ стойлъ пылалъ потолокъ. Красные отсвѣты заливали конюшню. Въ ней царилъ ужасъ; онъ сказывался въ расширенныхъ ноздряхъ, въ заложенныхъ ушахъ, въ выкатившихся, полныхъ страха глазахъ. Огромныя животныя бились, отчаянно ржали; ихъ вопли смѣшивались со звономъ и скрипомъ цѣпей недоуздковъ, съ громкимъ топотомъ копытъ. Паника доводила лошадей до безумія. Испуганные люди опасливо отступили. Никто не рѣшался войти въ узкій проходъ туда, гдѣ со всѣхъ сторонъ мелькали стальныя подковы. Сердца замерли, когда какая-то фигура бросилась впередъ и, какъ выпущенная изъ лука стрѣла, понеслась по узкому проходу. Какъ разъ подъ пламенемъ она повернула направо. Зрители увидѣли голову и плечи человѣка въ крайнемъ стойлѣ. Денъ поднялъ руки къ головѣ лошади; его пальцы ухватились за недоуздокъ; плечи судорожно задвигались. Что-то лопнуло съ трескомъ сломавшейся палки. Лошадь взвилась на дыбы. Ея голова и копыты взметнулись выше головы Дена. Въ красномъ отсвѣтѣ она казалась исполинской. Еще немного и опасность миновала. Лошадь повернулась и побѣжала по проходу.

— Смотрите! Берегитесь! — раздалось предостереженіе близъ широкаго выхода изъ конюшни.

Едва эти слова замерли, какъ лошадь выскочила изъ воротъ, и ея копыта застучали по двору.

Одинъ изъ толпы скинулъ съ себя куртку.

— Я иду! — крикнулъ онъ, обращаясь къ остальнымъ. — Кто за мной?

И побѣжалъ къ Дену.

Освобождались лошадь за лошадью; съ грохотомъ уносились онѣ во дворъ.

— Выпускаютъ послѣднюю, вороную! — радостно прокричалъ одинъ изъ толпы.

Это была правда.

Бессъ мчалась по проходу на своихъ упруго сгибающихся ногахъ, расширивъ могучую грудь. Ея глаза горѣли; ея грива развѣвалась. Она пронеслась черезъ ворота, какъ паровозъ пролетаетъ подъ аркой, и съ силой же паровоза грудью толкнула фигуру человѣка, трусливо стоявшаго въ тѣни воротъ двора. Это случилось мгновенно; черезъ секунду звонъ ея копытъ раздался на улицѣ.

Лежащаго подняли. Послали за докторомъ.

— Я умираю? — хрипло спросилъ онъ.

— Да, — былъ откровенный короткій отвѣтъ врача.

— Я поджегъ конюшню, — сознался умирающій.

Вотъ какимъ образомъ вороная Бессъ убила Альфа Стебса.

ГЕРЦОГЪ Ивъ де-ла Туръ д’Іонъ чувствовалъ жажду и былъ въ очень дурномъ настроеніи духа; псу этому онъ пилъ и послѣ каждаго большого глотка бросалъ проклятія.

— Запоздали рабы, — пробормоталъ онъ. — Ужъ, конечно, они дѣйствовали не такъ какъ слѣдовало. Не мудрено. Ну, что скажешь, шутъ?

Шутъ ничего не сказалъ. Вытянувшись во всю длину, онъ лежалъ на помостѣ у ногъ своего господина. Его голова опиралась на руку, изъ которой выскользнула лютня. Другой рукой онъ сжималъ пустой кубокъ, и послѣднія капли краснаго вина медленно падали оттуда на каменный полъ. Глаза шута были полузакрыты; по временамъ съ его губъ срывались пьяные обрывки пѣсни, изумительно нѣжной, изумительно мелодичной.

Герцогъ поднялся на ноги, толкнулъ неподвижную фигуру и сталъ метаться по большой залѣ. Немногіе изъ его домочадцевъ, которые въ силу старости или увѣчья не могли отправиться исполнять кровавое порученіе герцога Ива, ежились на стульяхъ около стола и, едва онъ подходилъ, молча и со страхомъ крались прочь. Свѣтъ факеловъ освѣщалъ высокую мускулистую, грубую фигуру герцога. За три дня передъ тѣмъ одну его руку пронизало вражеское копье и теперь она, забинтованная, была привязана къ его широкой груди, Лицо де-ля Тура было такъ же непріятно, какъ и его настроеніе; на каждой чертѣ герцога Ива лежала печать неблагородныхъ страстей.

Замокъ Іонъ, черный и страшный, высился на обрывистыхъ утесахъ, высоко вздымаясь надъ окружающими лѣсами. О немъ, какъ и о его хозяинѣ, шла дурная слава, дурная даже для того чернаго вѣка, когда одинъ сеньоръ воевалъ съ другимъ; когда порокъ и насиліе разливались по всей землѣ. Крестьяне, просыпавшіеся въ полнолуніе и опасливо смотрѣвшіе черезъ щели въ стѣнахъ своихъ жалкихъ хижинъ видывали странныя вещи; «fondeurs» и «éсогсhеurs» герцога, окровавленные, обезумѣвшіе отъ вина, бѣшено проносились мимо нихъ на своихъ тяжелыхъ коняхъ. Со слугами де-ла Туръ двигались фуры полныя награбленнаго добра, иногда черезъ ихъ сѣдла перевѣшивались странные свертки, которые, казалось, боролись. Запоздалые путешественники, проѣзжавшіе по лѣсной дорогѣ подъ замкомъ, разсказывали, что вѣтеръ приносилъ къ нимъ сверху шумы, вопли женщинъ и еще болѣе зловѣщіе мрачные звуки.

Между тѣмъ, ни одинъ изъ застольныхъ товарищей герцога Ива не видывалъ за столомъ какую-нибудь женщину, кромѣ Жозефы Мишо, старой, страшной «вѣдьмы», какъ ее называли окрестные крестьяне.

Герцогъ остановился. Подойдя къ большой дубовой двери, онъ собственноручно отодвинулъ ея засовы и широко распахнулъ ея створку. Изъ черной тьмы двора въ залу ворвался крутящійся вѣтеръ и капли дождя; пламя факеловъ заколебалось; холодныя струи влажнаго воздуха принесли съ собой также шумъ приближавшагося вооруженнаго отряда, слышались звонъ удилъ и поводьевъ; лязгъ оружія, топотъ копытъ, стукъ колесъ и все покрывали хриплые крики и грубый хохотъ.

Герцогъ постоялъ, прислушиваясь, потомъ медленно вернулся къ «верхнему» концу залы и, поднявшись на помостъ, ждалъ.

Дворъ наполнился шумомъ, смятеніемъ, свѣтомъ факеловъ и фонарей. И вотъ изъ этого хаоса черезъ открытую дверь въ залу въѣхалъ всадникъ на крупномъ конѣ. На его колетѣ и на его рукахъ темнѣли пятна, точно отъ пролитаго краснаго вина. Взмыленные и вспѣнившіеся бока лошади такъ и поднимались. Поперекъ его сѣдла лежала женщина, лицомъ внизъ. Съ ея губъ сочилась кровь, падая на колѣно всадника. Ея распустившіеся волосы, цвѣта осеннихъ листьевъ березы, свѣшивались до стремени.