Вадим Белов - Мир приключений, 1918 № 03

Герцогъ позвалъ собаку, она подкралась къ его ногамъ странными ползущими движеніями. Ея выпуклые глаза подернулись стеклянистымъ налетомъ; спаньелъ посмотрѣлъ въ лицо де-ла Тура, упалъ на бокъ и затихъ.

Герцогъ наклонился, поднялъ съ пола пустой кубокъ и понюхалъ оставшіеся въ немъ поддонки. Онъ засмѣялся; отъ такого смѣха въ жилахъ многихъ людей леденѣла кровь.

— Вотъ какъ, господинъ мой шутъ! — сказалъ онъ. — Вы подносите моимъ гостямъ ядъ? Можетъ быть, еще до утра вы пожалѣете, что сами не выпили отравы. Мадемуазель, мы увидимся съ вами за ужиномъ. А до тѣхъ поръ — прощайте. За мной, шутъ!

Онъ повернулся къ двери, шутъ двинулся за нимъ, но, проходя мимо кресла, на которомъ все еще сидѣла Клодъ, пріостановился такъ близко отъ нея, что коснулся ея колѣнъ. Подъ краской никто не угадалъ бы выраженія его лица.

— Можетъ быть, мы съ вами встрѣтимся на небѣ, мадемуазель, если дѣйствительно Господь прощаетъ такихъ грѣшниковъ, какъ я. А до тѣхъ поръ, прощайте.

Онъ наклонился, чтобы поцѣловать ея руку и, оставшись одна, Клодъ съ удивленіемъ и страхомъ увидѣла, что на ея колѣняхъ лежалъ стилетъ.

— Значитъ, мы будемъ ужинать вдвоемъ? — спросила Клодъ.

Она окинула взглядомъ комнату, въ которой стоялъ столъ.

Врядъ ли красавица знала, что окружавшія ее вещи были добыты путемъ беззаконныхъ боевъ и грабежей. Пылавшіе по стѣнамъ факелы обливали свѣтомъ дорогія затканныя серебромъ и золотомъ драпировки, тяжелыя рѣзныя кресла, стулья и лари. На накрытомъ столѣ мерцали восковыя церковныя свѣчи, вставленныя въ подсвѣчники, украденные съ алтарей. Свѣтовые блики переливались на чеканкѣ металлическихъ чашъ и кубковъ, перебѣгали по гранямъ хрустальныхъ жбановъ и кувшиновъ; осыпанныя драгоцѣнными камнями золотыя и серебряныя украшенія стола сверкали милліонами искръ.

Сама Клодъ, точно обреченная на смерть жертва, была одѣта въ роскошное платье, которое до нея носила убитая женщина. Вся въ серебряной парчѣ и въ жемчугахъ, она казалась самой прекрасной драгоцѣнностью въ этой комнатѣ, полной рѣдкихъ цѣнныхъ вещей. Гордость блистала въ ея глазахъ, ужасъ напол нялъ ея сердце.

— Значитъ мы будемъ ужинать вдвоемъ?

— Почему бы и нѣтъ, красавица? — сказалъ герцогъ и, замѣтивъ, что его кубокъ пустъ, осыпалъ проклятіями прислужника, стоявшаго позади его кресла. — Кого хотите вы призвать сюда?

— Мнѣ хотѣлось бы видѣть шута? — отвѣтила дѣвушка. — Гдѣ шутъ?

— Шутъ въ цѣпяхъ. Завтра утромъ вы увидите, какъ онъ умретъ.

Она ощутила смертельную слабость.

— За что? — спросила Клодъ.

— За то, что онъ воспротивился моей волѣ. Благоразумный человѣкъ не противится мнѣ… не дѣлаетъ этого и благоразумная женщина. Хорошо будетъ, если вы запомните мои слова.

Клодъ посмотрѣла на Ивъ сво. ми темными глазами, которые горѣли ненавистью, прикрывавшей страхъ. Тѣсная комната, полная запаха вина, цвѣтовъ и пряной пищи душила ее. Клодъ казалось, что кругомъ себя она слышитъ стенанія давно умершихъ мужчинъ и женщинъ, шаги призрачныхъ ногъ, мистическіе шорохи.

— Вы, не кушаете, моя прекрасная бѣлая роза, съ глазами ночи. Если вы не голодны — пейте. Выпейте со мной. Наполни мой кубокъ и прочь! — кинулъ онъ черезъ плечо слугѣ.

— Вы бѣлая роза, — возвращаясь къ прежней темѣ, продолжалъ де-ла Туръ, — а я люблю розы красныя. И все же ваша красота бьетъ въ голову, какъ вино.

Герцогъ схватилъ хрустальную кружку, осушилъ ее и бросилъ въ уголъ, гдѣ она со звономъ разлетѣлась на тысячи кусковъ.

— Это въ честь вашихъ глазъ, — произнесъ Ивъ, внезапно поднялся съ кресла, шагнулъ къ Клодъ и замеръ, глядя на нее широкими глазами. Она тоже поднялась и, гордая, полная отчаянія, стояла въ своемъ роскошномъ нарядѣ, держа въ рукѣ, прижатый къ груди стилетъ.

— Бросьте кинжалъ, — сказалъ герцогъ. — Развѣ вы не моя плѣнница? Развѣ я не могу поступать съ вами, какъ хочу?

— Можетъ быть, — отвѣтила она. — Но моя жизнь принадлежитъ мнѣ, и я прерву ее, если вы сдѣлаете ко мнѣ хоть одинъ шагъ.

Въ теченіе долгой секунды дѣвушка и герцогъ смотрѣли другъ на друга черезъ приведенный въ безпорядокъ столъ, онъ сыпалъ такими словами, какихъ Клодъ раньше никогда не слыхала; она молчала, спокойная, полная презрѣнія, но въ душѣ смертельно испуганная.

Внезапно настроеніе Ива измѣнилось. Его страсть погасла, жажда мести замѣнила ее.

— Что же? — съ громкимъ смѣхомъ произнесъ онъ. — Я люблю красную розу. Вы мнѣ не нравитесь. Вы накормите моихъ собакъ.

Приподнявъ свое серебряное платье, съ тарелкой, полной нарѣзаннаго на куски мяса въ рукѣ, Клодъ спустилась съ послѣдней ступеньки витой лѣстницы и посмотрѣла вдоль большого каменнаго корридора. Длинный и узкій, онъ освѣщался единственнымъ факеломъ. На каменныхъ плитахъ пола стояли лужи воды, водяныя капли падали со сводчатаго потолка, воздухъ насыщалъ запахъ сырости и гніенія, въ атмосферѣ ощущалось еще что-то, вызывавшее въ душѣ неописуемый ужасъ.

Дверь, которую искала Клодъ, закрывала тѣнь, она находилась въ отдаленномъ концѣ коридора; свѣтильника дѣвушка съ собой не взяла, такъ какъ герцогъ сказалъ ей, что въ той комнатѣ, гдѣ жили его маленькія собаки, было достаточно свѣтло.

Клодъ шла, безшумно ступая по камнямъ. Открывъ дверь, она замерла на порогѣ…

Комнату наполняла черная темнота; противный запахъ, запахъ острый, невыносимый здѣсь былъ въ тысячу разъ сильнѣе. И едва Клодъ подняла засовъ, подъ самыми ея ногами послышался такой вой, точно всѣ псы ада вырвались на свободу.

Клодъ вскрикнула, но беззвучно, потому что ея ротъ закрыли. Одна мужская рука охватила ея талію, другая прижалась къ ея губамъ. Кто-то оттащилъ дѣвушку къ ближайшей стѣнѣ темной комнаты.

— Если вы хотите когда-нибудь говорить, теперь молчите, — на ухо ей прошепталъ голосъ шута.

Узнавъ, кто ее держитъ, Клодъ перестала сопротивляться. Внезапно наступило затишье, и она услышала звуки тяжелыхъ шаговъ въ коридорѣ. Дверь отворилась, де-ла Туръ д’Іонъ остановился на порогѣ. Онъ не замѣтилъ шута и дѣвушки, прижимавшихся къ стѣнѣ справа отъ него, и, поднявъ свой факелъ, шагнулъ впередъ, нагнулся и заглянулъ внизъ. Клодъ прослѣдила по направленію его взгляда и похолодѣла отъ той картины, которую она увидѣла.

Въ комнатѣ не было пола. Дѣвушка стояла на узкой площацкѣ въ два фута ширины, которая тянулась вдоль круглой стѣны. Дальше сіяла глубокая яма, а на ея днѣ, освѣщенные колеблющимся пламенемъ факела, были «собаки его свѣтлости», красныя пасти открывались, бѣлые зубы лязгали; свѣтящіеся глаза злобно смотрѣли вверхъ.

Передъ ней были не маленькія собаки, а волчья яма.

Герцогъ помахалъ своимъ факепомъ, чтобы лучше разсмотрѣть, что дѣлалось внизу и, не увидавъ того, что искалъ, выпрямился. Въ то же мгновеніе шутъ наклонился, минуя дѣвушку, и вырвалъ факелъ изъ рукъ де-ла Тура. Герцогъ отшатнулся, на мгновеніе взглянулъ въ лица, бывшія такъ близко отъ него, потомъ, шатаясь, потерялъ опору и съ воплемъ, отдавшимся высоко надъ адомъ, бушевавшимъ въ ямѣ, упалъ, отчаянно хватая руками воздухъ, туда, гдѣ его ждали кровавыя пасти и красные глаза.