Чарльз Диккенс - Приключения Оливера Твиста [адаптированный пересказ]

– А что это значит?

– Птенцы, милый мой, это маленькие дети, которых матери посылают за покупками, давая им шестипенсовики и шиллинги. А облапошить – значит отобрать у них деньги: они их держат всегда наготове в руке… потом столкнуть их в водосточную канаву у тротуара и спокойно удалиться, будто ничего особенного не случилось.

– Ха-ха! – загрохотал Ноэ, в восторге дрыгая ногами. – Ей-богу, это как раз по мне! В котором часу вас завтра ждать?

– В десять можете? – спросил Феджин и, когда Ноэ кивнул в знак согласия, добавил. – Как вас отрекомендовать моему доброму другу?

– Мистер Болтер, – не моргнув глазом соврал Ноэ, заранее приготовившийся к такому вопросу. – Мистер Морис Болтер. А это миссис Болтер.

– Прекрасно! – сказал Феджин, раскланиваясь. – Спокойной ночи!

После многозначительных благих пожеланий мистер Феджин отправился своей дорогой. А Ноэ Клейпол остался попивать пиво, строя самые радужные перспективы на будущее.

– Так это вы и были таинственным «другом»? – спросил Ноэ, иначе Болтер, когда на следующий день переселился в дом Феджина. – Ей-богу, мне приходило это в голову еще вчера.

– Каждый человек себе друг, милый мой, – ответил Феджин с вкрадчивой улыбкой. – И такого хорошего друга ему нигде не найти. Кстати, в нашей маленькой общине мы все связаны общими интересами, и заботимся друг о друге так же, как и о себе.

– Послушайте, – перебил Ноэ, – вы, конечно, очень славный человек и нравитесь мне, но не так уж мы с вами крепко подружились, чтобы заботиться о вас, как о родном.

– И зря. Вы только подумайте. Вот вы обделали очень хорошенькое дельце, и я вас за это люблю. Но теперь вам грозит галстук на шею, или же петля, говоря простым английским языком. Виселица, мой милый, – это безобразный придорожный столб, указывающий путь к финалу карьеры многих смельчаков на большой дороге. Так вот, чем больше вы цените себя, тем больше вы заботитесь и обо мне – ведь мы с вами в одной упряжке. Случись что со мной – не миновать беды и вам, мой милый.

– Это правда, – задумчиво промолвил Ноэ. – Ох, и ловкий же вы старый пройдоха!

Довольный Феджин усмехнулся. Чтобы усилить впечатление, он еще подробнее ознакомил Ноэ с размахом своих операций, переплетая правду с вымыслом и преподнося то и другое с таким мастерством, что почтение к нему Ноэ явно возросло, к чему Феджин и стремился.

– Вот это взаимное доверие, какое мы питаем друг к другу, и утешает меня в случае тяжелых утрат, – закончил Феджин. – Вчера утром я лишился своего лучшего помощника!

– Неужели вы хотите сказать, что он умер?

– Нет, – ответил Феджин, – дело не так плохо. Не так уж плохо.

– Тогда, должно быть, его…

– Да, его обвинили в попытке очистить карман и нашли у него серебряную табакерку. Его держали под арестом до сегодняшнего дня, так как полагали, что знают владельца. Если они не раздобудут каких-нибудь новых улик, то дадут ему короткий срок, и месяца через полтора он к нам вернется, а если раздобудут, то дело пахнет укупоркой: срок будет пожизненным.

В это время в комнате появился Бейтс, лицо которого перекосилось, выражая полукомическую скорбь.

– Все кончено, Феджин! – сказал Чарли, когда он и его новый товарищ были представлены друг другу.

– Что это значит?

– Они отыскали джентльмена, которому принадлежит табакерка. Еще два-три человека явятся опознать его, и Плуту придется пуститься в плавание. Подумать только – наш Плут уезжает в чужие края из-за простой табакерки, которой цена два с половиной пенса! Я всегда думал, что если такое с ним случится, то, по меньшей мере, из-за золотых часов с цепочкой и печатками. Ох, почему он не отобрал у какого-нибудь старого богача все его драгоценности, чтобы уехать как джентльмен, а не как простой воришка, без всяких почестей и славы!

Выразив таким образом сочувствие своему злосчастному другу, Бейтс с грустным видом опустился на ближайший стул.

– Вот! – вскричал Феджин с пафосом. – Посмотрите, как они гордятся своей профессией, мой милый! Не чудесно ли это?

Ноэ кивнул соглашаясь, а Феджин подошел Бейтсу и потрепал его по плечу.

– Полно, Чарли, – сказал старый еврей. – Не горюй о Плуте. Его будут содержать в каменном кувшине, как джентльмена. Каждый день пиво и карманные деньги, чтобы играть в орлянку, если он не может их истратить.

– Да неужели?

– Ну разумеется. А еще представь, как ловко Плут умеет болтать. Думаю, мы скоро прочитаем в газетах: «Речь Плута: взрывы смеха, с судьями конвульсии!».

– Ха-ха! – развеселился Чарли. – Вот будет потеха! Верно, Феджин? Плут-то им досадит, верно?

– Верно! – воскликнул Феджин. – Уж он досадит. Кстати, мы должны половчее разузнать, как идут у него дела сейчас.

– Не пойти ли мне? – тут же вызвался Чарли Бейтс.

– Ни за что на свете!

– Тогда, может, пошлем этого нового парня. Его никто не знает.

– О, как бы не так! – замотал головой Ноэ, пятясь к двери. – Нет, нет, бросьте! Это не входит в мои обязанности.

Отодвинув возмущенного таким ответом Бейтса, Феджин отвел Ноэ в уголок и вкрадчиво объяснил, что в полицейском управлении ему ничто не грозит, ибо ни отчет о маленьком дельце, в котором он участвовал, ни описание его особы еще не препровождены в столицу, а потому он может считать себя в полной безопасности.

Убежденный этими доводами (но больше подавленный страхом перед Феджином), Ноэ с неохотой согласился. Его немедленно переодели в куртку возчика, короткие плисовыми штаны и кожаные гетры. Его также снабдили войлочной шляпой и извозчичьим кнутом. В таком снаряжении он должен был ввалиться в суд, как сделал бы какой-нибудь деревенский парень с Ковент-Гарденского рынка, вздумавший удовлетворить свое любопытство. А поскольку Ноэ и был как раз неотесанным, неуклюжим и костлявым парнем, мистер Феджин не сомневался в том, что он в совершенстве справится со своей ролью.

В довершение Ноэ сообщили признаки и приметы для опознания Плута, и Бейтс проводил его темными и извилистыми путями до того места, откуда было недалеко до Боу-стрит.

Ноэ Клейпол последовал по описанному маршруту и вскоре очутился в грязной, душной комнате, заполненной в основном женщинами. В дальнем конце комнаты находилось огороженное перилами возвышение со скамьей для подсудимых, кафедрой для свидетелей и столом для судей. На каменной стене возвышался старый, закопченный бюст, а над скамьей подсудимых – запылившиеся часы.

На скамье подсудимых сидели только две женщины, которые все время кивали своим восхищенным друзьям, пока клерк читал какие-то показания двум полисменам и чиновнику в штатском, склонившемуся над столом.