Вадим Органов - Воспоминания

Мы оживились тоже, шумно стали собираться в школу, наша детская беззаботность, конечно же от незнания и непонимания происходящего, может быть немного добавили ей сил и уверенности.

Заботы и хлопоты по дому и с нами. Мы не представляли, что ей это стоило, что стоило всем родителям. От отца после первого письма, больше не было никаких известий. Проклятая неизвестность. А что там на самом деле происходит, никто не знает и никто не скажет. Нас всех тогда в очередной раз порой охватила безумная пугающая безнадежность.

Мы позавтракали и отправились в школу. В классе нас опять двое. И преподаватели начиная урок спрашивали нас, кто из нас первый будет отвечать. Ни я, ни она не желали отвечать, да и отвечать нам собственно было нечего, было совсем не до уроков. На первом уроке физики я попытался рассказать, что я запомнил из рассказа учителя, но это получалось совсем плохо, хотя до этого память меня не подводила и я, читая дома потом, мог на хорошо всё ответить. Отсидев в тот день честно четыре урока, я решил твердо больше в школу не ходить. Вечером о своем решении я сказал маме. Она не стала меня ни чем убеждать и просить, лишь спросила, что я намерен тогда делать. Ответа на этот вопрос, конечно, у меня еще не было, да и не могло быть. Мне было уже шестнадцать, и я еще не знал ничего про жизнь, про войну. У меня не было ответа, что мне делать.

На следующий день я все же пошел в школу. Вернувшись сестра мне передала мамину просьбу, я должен съездить к бабушке, проведать, как они.

Автобус уже давно перестал ходить в Москву, по шоссе шли только военные машины и они никого не брали. Пошел пешком, другого маршрута для меня не было. Теперь уже на мосту через Лихоборку стояли военные и нужно было уверенно и смело пройти мимо них, как ни в чём не бывало, так как будто я хожу так там каждый день.

Проблема было дальше, у КПП документы проверяли очень тщательно у всех, как в сторону Москвы, так и обратно. Поверху полотна Окружной железной дороги ходил вооруженный патруль. Стал бы он стрелять по мне, не знаю, но поймать меня могли запросто и добавить проблем, как нечего делать. Украдкой пробрался к знакомой трубе, пролез по ней на другую сторону насыпи. Осторожно огляделся по сторонам и особенно смотрел наверх, не идет ли там патруль. Тихо. Побежал со всех ног к Тимирязевской сельхозакадемии. Там должен был ходить трамвай.

На его остановке собралось много народу. Люди теснились и жались кучками, и проходя мимо них, я прислушивался к их разговорам и спорам. Обсуждали порой самы противоречивые сведенья и слухи. Что из них правда, а что вымысел, никто конечно толком не знал. Одни утверждали, что на улицах уже идет перестрелка с передовыми частями немцев, другие рассказывали о разграбленных магазинах и оптовых базах, о столпотворении на дорогах Эмок 6 6 ГАЗ М1 — один из самых популярных автомобилей советской эпохи. Он производился в 30—40 годах прошлого столетия и собирался на заводе имени Молотова, который позже переименовали в Горьковский автозавод. с убегающем начальством, другие наоборот всех успокаивали, говорили, что в Москве все тихо и спокойно, одним словом порядок и дисциплина. Шли также разговоры, что всех из Москвы вывезут, так как правительство уже покинуло столицу, и все вокруг заминировано от немцев, и как только они войдут все взорвут и будет огромная воронка вместо города. Трамвай все не шёл и не шёл, и ждать пришлось очень долго. Я думал уже идти пешком, но бросив прощальный взгляд сильно обрадовался -. долгожданный трамвай вывернул из-за поворота.

Едва туда втиснулся, спрашиваю по какому маршруту идет. Никто толком не знает. Все друг у друга переспрашивают, пока не выяснили, что конечная у трех вокзалов. Хорошо думаю, мне туда и нужно, оттуда до Басманной рукой подать.

И вот я усталый и голодный поднимаюсь на третий этаж, нажимаю на кнопку звонка, а звонка не слышно. Соображаю, начинаю стучать в дверь. Не хватало еще, если там никого нет дома. Не представляю себе уже, как я смогу сегодня вернуться домой. Уже колочу со всей дури в дверь, наконец слышу, кто там. Я кричу, что это я. Бабушка поспешно открывает дверь и впускает меня в квартиру. Из дальней их комнаты слышу дедушкин голос.

— Кто там пришел? Соня.

— Это Вадим.

Бабушка тащит меня в их комнату. Начинаются расспросы, что, да как. Я начинаю обстоятельный рассказ, как я добирался до них, что видел по дороге. Проезжая на трамвае почти через пол Москвы, я поразился стоявшей в городе тишиной, на улицах не было привычных людских масс, редкие прохожее кто налегке, кто с огромными узлами и чемоданами. Я не увидел разбитых витрин магазинов, я видел патрули конные и пешие, около правительственных зданий часовые и машины, в которые грузят что-то ящиками, в их дворах горящие костры, в скверах неподалеку тоже сжигали лишние, уже ненужные документы. Я запомнил небо, с которого сыпался черный пепел, напоминавший черный черный снег. И лишь у вокзалов море народу. Шла эвакуация. Все в ожидании их отправки. Я там не увидел особой суматохи или паники, вроде все казалось нормально, возможно все это было лишь вчера. Я всё рассказал им.

Только сейчас ко мне пришло ощущение пугающей неизвестности перед дорогой в неведомо куда, которая предстоит этим людям, и почти такой же неизвестностью от брошенного оставленного города. Сам я сейчас был с родными, наверно поэтому это возникшее чувство быстро прошло.

У дедушки не было радио, он почему-то его не любил и не признавал. Всё новости, что делалось в городе, узнавал у соседки, которая по просьбе мамы помогала бабушке по хозяйству и для них получала продукты. Они меня все спрашивали и спрашивали, и время летело незаметно, тут бабушка вспомнила, что я наверно голодный. Дедушка не выдержал.

— Я думал, ты его уже покормила.

Он зажег спичку, чтобы зажечь свечу, потому что было уже совсем поздно, но как раз в этот момент дали свет. Мы почти рассмеялись этому совпадению, как раз в этот момент ещё и телефон зазвонил. Звонили из домоуправления. Что-то спрашивали у дедушки, он лишь отвечал «да» и «нет», о чем спрашивали не было слышно. Поужинали опять с разговорами, с расспросами.

Ночевал я у них. Утром помог бабушке по хозяйству, вынес скопившийся мусор во двор, принес дров для плиты. Они меня покормили на дорогу и я пошел домой.

По улицам висели свежие расклеенные объявления, которых еще вчера не было. Их все читали, редкие отдельные прохожие и небольшие собравшиеся кучки, в которых еще шло обсуждение только что прочитанного. Я подошел к одному из объявлению, что бы тоже прочитать, что там сообщалось. Это было постановление Государственного комитета обороны о введении в городе Москве осадного положения и назначении генерала армии Жукова командующим Западным фронтом, тем фронтом, что держал оборону Москвы.