Виктор - Страшные Соломоновы острова

Я, с трудом сдерживая звериный рык буйной радости, рвущийся из груди, прижал ладонь к Хелиной шее, пригибая ее спину плашмя к земле, и, максимально быстро перебирая конечностями, увлек за собой впавшую в окончательный ступор девушку, волоча по земле за ремень автомат, повисший на кисти левой руки.

– Ну что, все живы? – выдохнул напарник, втаскивая нас за дальний угол банного сруба.

Хеля отчаянно мотала головой, пытаясь прекратить этот дурной сон. Дитер, привалившись спиной к бревнам, часто дышал, не закрывая рот. Но выглядел вполне адекватным.

– Дай сюда автомат, и посидите здесь тихонько. Я сейчас, – перехватил Димыч у меня ремень «Суоми» и метнулся в темноту, в сторону соседского участка.

Мы затаили дыхание, вслушиваясь в затихающую перестрелку. Снова вынырнул напарник, уже без оружия, и распластался вдоль стены.

– Эх, покурить бы. Уши опухли, спасу нет. Мелкий, давай сюда артиллерию. Береженого бог бережет.

Девушка, как в забытьи, перевела фразу немцу. Тот, поковырявшись за пазухой, протянул Димычу до боли знакомую по военным фильмам немецкую гранату-колотушку. Мой друг деловито открутил металлический колпачок с торца рукоятки и удовлетворенно цыкнул зубом.

– Ну вот. Ежели чего, это и будет наш последний и решительный... Хотя, перестраховка, конечно. Уже минуты две совсем тихо. Слышите?

И тут с дороги раздался оглушительный, усиленный мегафоном металлический голос.

– Виктор! Это говорит Олег. Все закончилось. Выходите к дому медленно, спокойно, и руки держите на виду.

– Во блин, спасители. Хорошо, что штаны снять не попросили, – пробормотал подельник, засовывая гранату в щель между нижним венцом и землей. – Пошли штоль сдаваться... благодетелям? – и первым шагнул на тропинку, ведущую к дому.

Мы потянулись за ним. По периметру двора рассыпались сюрреалистические, угловатые фигуры в черном. Две из них загородили тропу, пропуская нас мимо себя, и двумя-тремя скользящими движениями охлопывали каждого, пропуская к стоящему на крыльце и чего-то бормотавшему в рацию Олегу.

– Все живы-здоровы? – отрывисто поинтересовался он и, выждав секунду, обратился к Димычу:

– Где стволы?

Напарник молча пожал плечами. Чекист посуровел.

– Не шути так, сержант. Здесь не детский сад.

Димыч набычился и, глядя в упор на Олега, прогудел:

– Не знаю, о чем вы говорите, и вообще – у меня шок. Разговаривать не могу.

Чекист нетерпеливо дернул плечом.

– Ладно. Об этом потом. Быстро собирайтесь. Вы едете с нами в город. Это не обсуждается, – надавил он голосом в сторону напрягшегося друга. – Не дергайся. Побудете на нашей квартире до завтра. Все вместе. Одни. Слово! Не мурыжить же вас в камере, в самом-то деле, – и оглянулся в сторону затормозивших у калитки трех машин: двух микроавтобусов-«Мерседесов» и «Гелендвагена».

Димыч метнулся в дом и вскоре показался оттуда с коробкой «кедровки», мотнув мне головой.

– Давай по-быстрому чего-нибудь пожрать с немцами подсуетись. И кстати, – он вновь обратился к Олегу. – Они тоже не могут говорить. Мы все в шоке.

Тот криво усмехнулся.

– Да ладно. Я понял. Поехали.

Вскоре кавалькада автомобилей, принюхиваясь к ночной дороге, аккуратно выруливала по направлению к городу.

– Дитер! – хохотнул мой друг, обращаясь к немцу. – Не исключено, что тебе вскоре представится возможность написать книгу о своих мытарствах в русской тюрьме. Это не коп, конечно, но с впечатлениями там тоже все в порядке. Могу даже название звучное подкинуть за долю малую. «Маленький узник большой совести, или Как я стал героем». Как тебе, а?

Глава 21. Лирика как разновидность многоточия

Невысокий молчаливый парень, сопровождавший нас вместо отставшего на трассе Олега, открыл дверь квартиры в стандартной девятиэтажной точке, в громадном скопище безликих домов района Ржевка-Пороховые, и жестом пригласил вовнутрь.

Убедившись, что пожеланий и просьб гостей не последует, и казенная трешка не вызывает у прибывших серьезных нареканий, он попросил меня выйти вместе с ним на площадку и пояснил, что охрана будет находиться в квартире напротив.

Специальной тревожной кнопки в помещении нет, но особая необходимость в ней вряд ли возникнет, так как входная дверь находится под постоянным наблюдением. Предупредив, что покидать квартиру и пользоваться телефонами категорически не рекомендуется до получения им отдельных распоряжений, он нырнул в противоположную дверь. Я вернулся к друзьям.

Ребята осваивали кухню, напоминая вяло тревожащихся осенних мух. Хеля потрошила пакеты, изображая на столе нечто вроде легкого перекуса. Димыч споласкивал найденные в шкафчиках чайные чашки. Я молча сел рядом.

– Ну чего, по граммульке и в люлю? – обозначил друг наше ближайшее будущее.

Я молча кивнул. Соратник плесканул в чашки любимого напитка и, убедившись, что все подняли посуду, тихо сказал, обращаясь к немцам:

– Ребята, вы молодцы. У меня никогда не было много друзей, да и не надо в принципе столько, и то, что судьба подарила нам с Витьком еще сразу двоих – это самый большой плюс от всей нашей поездки. Во всяком случае, лично для меня. За вас!

Дождавшись, пока все, поднявшись, чокнулись чашками и выпили, он сгреб присутствующих в свои медвежьи объятия. Девушка трогательно прильнула губами к небритой щеке тамады, прижавшись к нему на мгновение всем телом.

– Дитер, Хеля, – дав ребятам выдохнуть и закусить, озвучил я насущное. – Здесь, сейчас проводить разбор полетов бессмысленно, да и котелок совсем не варит. Давайте отдыхать, отложим все разговоры на потом. Запомните главное. Мы сидели на даче и кушали. Началась стрельба, и нам ничего лучшего не пришло в голову, кроме как спрятаться за баней. Что мы и сделали. Любые попытки приватных и не очень разговоров пресекайте на корню.

Требуйте вызова по повестке и обязательного присутствия консула и адвоката. Это я все говорю на тот случай, если завтра с утра нас попробуют разъединить и поработать с каждым индивидуально. Хотя, очень надеюсь, что все пройдет в максимально щадящем режиме, с учетом того, что вопросов и претензий у нас к некоторым деятелям гораздо больше, чем у них к нам. А лишнего кипеша и огласки никому не надо. Да и поимели с нас, судя по всему, немало. Так что давайте укладываться баиньки, – и, пропуская в ванную немца, пошел взглянуть на квартиру.

Определив дальней комнате роль девичьей светелки и убедившись, что во второй есть где упасть мужикам, я, прихватив по пути подушку, решил расположиться в зале на диване. Указав освежившемуся Дитеру его спальное место и быстренько сполоснув рожу и руки, сам вышел на балкон выкурить крайнюю на сегодня сигаретку. Подо мною сонный город лениво перемигивался глазками светофоров, редкие машины вольготно скользили по пустым перекресткам, отводя душу от дневной толчеи.