Василий Стенькин - В осажденном городе

При выходе из села Сашу задержал полицай и доставил в полицейский участок. Часа два он сидел в заплеванном и прокуренном коридоре, о многом успел передумать: неизвестность всегда томительна. Наконец вызвали на допрос.

— Фамилия? — закричал полицай. Это и был тот самый Дубовцев, о зверствах которого поведала хозяйка.

— Филиппов.

— Сколько лет?

— Шестнадцать.

— Когда и зачем приехал в Абганерово?

— Иду к тетке в Аксай. Я больной, господин начальник, эпилепсия у меня. — Саша достал из кармана врачебную справку, разгладил ее и положил перед полицаем. Тот внимательно прочитал.

— Шизофреник, что ли?

— Не совсем, но иногда на меня находит.

— Ты знаешь, что без специального пропуска нельзя покидать село?

— Н-не, дяденька, клянусь всеми святыми, не знал об этом, отпустите, — канючил Саша, играя роль наивного деревенского паренька.

— На первый случай я всыплю тебе двадцать розог, а попадешься еще раз — петлю на шею накину. Понял? — Дубовцев вернул справку, увел Сашу в сарай, избил плеткой и отпустил.

До Аксая он дошел на третьи сутки. Над селом низко плыли темно-сизые, косматые облака, беспрерывно лил тихий и теплый дождь; на улицах кучками толпились немецкие солдаты, ревели тягачи, волоча обгоревшие танки.

Саше сразу же бросилось в глаза большое скопление разбитых танков на огороженной колючей проволокой территории машинно-тракторной мастерской.

Еще за околицей он встретил незнакомого старика с козой. Разговорились. Саша рассказал, что ходит по селам, сапожничает, попросился на короткий постой к старику, пообещав перечинить обувь. Старик охотно согласился, но тоже предупредил, что немцы и их холуи лютуют и что надо меньше показываться на улицах.

Бревенчатый дом под шатровой крышей стоял в крайнем порядке: огороды пестрыми лентами спускались к реке Есауловский Аксай. Старик и Саша незамеченными прошли задами.

Начальник управления Воронин начинал рабочий день рано, вызывал своих заместителей и выслушивал их ежедневные доклады о положении дел и о проведенных мероприятиях.

В этот день, как обычно, первым к нему зашел Прошин, привычно поздоровались, Василий Степанович без приглашения сел.

— Ну, что у нас сегодня интересного? — спросил комиссар, отодвигая папку с бумагами.

— Я подготовил справку о задержании вражеских агентов за первую половину октября. — Прошин протянул отпечатанный на машинке документ из четырех-пяти листов, соединенных проволочной скрепкой.

Александр Иванович взял справку и стал читать. В ней указывалось, что с 1 по 15 октября задержано и явилось с повинной восемнадцать вражеских агентов, излагались краткие характеристики на них.

— Какие меры приняты к задержанию диверсантов, сброшенных в районе Петрова Вала? — спросил Воронин, дочитав абзац.

— В район предполагаемой выброски выехали оперативные работники с бойцами истребительного батальона. Завтра я собираюсь поехать туда вместе с Кочергиным.

— Хорошо, — одобрил комиссар и продолжал читать справку, в которой далее указывалось: явился с повинной двадцатитрехлетний бывший лейтенант Красной Армии, захваченный в плен в районе Бреста и окончивший Варшавскую разведшколу.

— Нельзя ли через этого лейтенанта завязать игру с немцами и выманить других шпионов? — Воронин размял папиросу и как-то неумело закурил.

— Такая мысль у меня тоже возникла, — сказал Прошин. — Сообщение о благополучном приземлении он с нашего разрешения уже передал…

В этот момент через порог ступил дежурный по управлению и доложил, что прибыл командир 10-й дивизии войск НКВД полковник Сараев Александр Андреевич; эта дивизия была подчинена комиссару Воронину, и наиболее важные операции полковник Сараев согласовывал с ним.

— Зовите! — распорядился Воронин.

Четким армейским шагом Сараев приблизился к столу, крепко пожал руки начальнику управления и Прошину, с которыми не раз встречался по делам службы.

— Зашел попрощаться, товарищи. Получил приказ — отвести дивизию на переформирование: ряды наши сильно поредели… Что ж, товарищи, сердечное спасибо вам за все!..

Комиссар Воронин вышел из-за стола, обнял полковника и, по русскому обычаю, трижды расцеловал.

— Благодарю вас, Александр Андреевич! — сказал Воронин. — Дел у нас еще много, враг топчет нашу священную землю. Желаю вам новых боевых успехов и, как говорится, скорого возвращения с победой!

Василий Степанович пожал сильную руку полковника и тоже пожелал ему счастья и удач на суровых фронтовых дорогах.

И на этот раз Мария Ивановна Заворыкина и Маруся Кириченко благополучно пересекли линию фронта и; добрались до Ленинска, да еще привели с собою молодого парня, служившего при абвергруппе-104 и назвавшегося Михаилом.

Они перешли линию фронта ночью, без происшествий; в расположении наших войск их несколько раз задерживали и доставляли в особые отделы, военные контрразведчики знали о Заворыкиной и Кириченко, имели указания содействовать их работе.

О возвращении разведчиков с задания Ашихманов доложил Прошину: Поль и Трушин выполняли специальные задания на правом берегу, в осажденном городе.

Уже спустились густые сумерки, и Василий Степанович разрешил провести Марию Ивановну и Марусю к нему в кабинет, Михаила оставили в дежурной комнате.

— Ну, здравствуйте, здравствуйте! — Прошин поднялся навстречу вошедшим и, улыбаясь, пожал им руки.

— Усаживайтесь, пожалуйста, кому где нравится, — пригласил он, показывая взглядом на стулья.

Женщины уселись и ждали вопросов.

— Ну что ж, Мария Ивановна, начинайте, расскажите, где побывали, чего повидали? — сказал Василий Степанович, обращаясь к Заворыкиной, как старшей по возрасту.

— Побывали в Гумраке, повидали многое. Фашисты по-хозяйски устраиваются на нашей земле, — начала Мария Ивановна и повторила слова Прасковьи Ильиничны: — Советы и колхозы распустили, землю раздают в единоличное владение своим холуям, заигрывают с казачками…

Заворыкина рассказала о принудительной мобилизации молодежи в казачьи формирования, назвала десятка полтора предателей и пособников оккупантов, передала пачку приказов и распоряжений, взятых у недавней хозяйки.

— Запуганы люди, живут в страхе, потому как фашисты за все грозятся расстрелом, и не только грозятся, но и исполняют угрозу… Мы привели парня, он может рассказать.

— Как это вам удалось?

— Это вон Маруся, она заворожила парня.

— Рассказывайте, как заворожили? — спросил Прошин, обратившись к Кириченко.

— Первый раз я увидела Михаила возле той самой группы, — Маруся смущенно улыбнулась, убрала смоляную челку со лба. — Понравился он мне, взгляд открытый, доверчивый. Там еще был один, постарше, видать, преданный немцам холуй. Вечером иду по улице и неожиданно встречаю Михаила, погуляли с ним. Я говорю: «Неужели тебе нравится прислуживать фашистам?» — «А куда денешься? — спрашивает. — На их стороне сила». — «А если, — говорю, — к своим махнуть?» — «Как перейдешь? Убьют». — «Хотел бы?» — «Еще как!» — «А другие не согласятся?» — «Не знаю, — отвечает он. — Может, согласятся, но не все. Один там есть — явный предатель». — «Как звать его?» — «Алексей Селиверстов».