Василий Стенькин - В осажденном городе

Разоблачение неблаговидных дел служителей церкви раскрывало глаза верующим, и они сообщали об упрятанных в церквах и монастырях золотых и серебряных изделиях.

В течение месяца в уезде было конфисковано более двадцати пудов серебра и немалые запасы золота.

Страна остро нуждалась в этих ценностях для восстановления разоренного двумя войнами народного хозяйства.

В конце недели было проведено совместное совещание ГПУ и милиции.

Прошин сидел возле раскрытого окна, терпеливо ждал начала совещания, рассматривая от нечего делать обстановку кабинета уездного уполномоченного. Здесь он бывал много раз, но как-то не приглядывался.

Его внимание привлекали ощеренные, клыкастые пасти львов по углам массивного стола из черного дерева, хрустальная люстра с забавными висюльками, печь с причудливыми узорами изразцов, лепные украшения потолка.

По какому вопросу совещание, Василий не знал, собирались они часто, поэтому никаких догадок не строил.

Уездный уполномоченный Голиков сидел за своим столом и что-то писал; несмотря на жару, он был в суконной гимнастерке, застегнутой на все пуговицы. Изредка отрывался от документа и окидывал взглядом собравшихся, должно быть решая, не пора ли начинать.

Но вот он поднялся, одернул гимнастерку, поправил ремни.

— Прошу внимания, товарищи! Я созвал вас по необычному поводу. За последнюю неделю в уезде зарегистрировано шестьдесят четыре случая заболевания тифом и два случая — холерой, умерло семь человек. Эпидемия быстро распространяется, одна из причин — слабый карантин. Призывы врачей на этот счет остаются гласом вопиющего в пустыне: население не осознает возникшей опасности. Уисполком принял решение, обязывающее нас активно включиться в это дело, в частности осуществлять строжайший контроль за соблюдением условий карантина…

Далее Голиков говорил о том, что нужно надежно перекрыть дороги между благополучными и неблагополучными населенными пунктами; всеми имеющимися в их распоряжении средствами контролировать соблюдение карантина в городе, остановился на других необходимых мероприятиях.

— А борьбу с бандитизмом можно временно прекратить? — спросил Тарасов, усмехнувшись.

— Разумеется, нет, — серьезно ответил Голиков, не замечая усмешки или не реагируя на нее.

— К сожалению, в сутках всего двадцать четыре часа! — бросил кто-то из заднего ряда.

— Работайте двадцать шесть часов: на час раньше вставайте и на час позже ложитесь. — Голиков улыбнулся: он любил и понимал острое словцо.

Затем сотрудники рассказали о своем участии в административном и медико-санитарном карантине, выступили с конкретными предложениями.

— Я думаю, Дмитрий Николаевич пошутил, говоря о прекращении борьбы с бандитизмом, — сказал Прошин, поглядывая в сторону Тарасова. — Каждый из нас имеет немалые возможности, надо умело использовать оперативные средства, мобилизовать актив… А бандитизм — эту опасную чуму — ликвидировать можем только мы. Пока Недосекин гуляет по нашей земле, нам не видать покоя…

До конца двадцать второго года в Нижнеломовском и соседних уездах действовала крупная политическая и уголовная банда, которую возглавлял фельдшер Недосекин, имевший скрытых единомышленников во многих селах.

На счету банды Недосекина была гибель сотрудника чека, смерть председателя Выглядовского сельсовета, ограбления магазинов, винных заводов, многие тяжкие преступления.

Василий Прошин и Дмитрий Тарасов шли по сонному городу, тихо переговаривались. Ночь была темной, на окраинных улицах заливисто лаяли встревоженные чем-то собаки.

— Вот ты сказал, что я пошутил, — сказал Дмитрий, касаясь пальцами плеча Прошина. — Конечно, пошутил, но в каждой шутке есть доля правды; в одну руку две вещи не возьмешь…

— Что ж, по-твоему, выходит, надо отстраниться от борьбы с эпидемией? Так, что ли?

— Зачем отстраняться? Просто я хотел сказать, что нельзя забывать о наших главных обязанностях.

— К этому никто и не призывал. Ладно, хватит об этом… Слушай, Дмитрий, у меня к тебе личная просьба.

— Слушаю. — Тарасов остановился, сверкнув в темноте глазами.

— Пошли, пошли. Понимаешь, я и Анечка любим друг друга, но…

— Знаю об этом, желаю вам счастья.

— Мы решили жениться, а родители ваши категорически против.

— Жениться? А не рановато? Анечке еще нет и восемнадцати.

— Я не могу без нее, понимаешь? И она тоже. Помоги уговорить стариков.

— Трудная задача. Наш старик крут норовом, его просто не уломаешь. Из той породы, про которых Некрасов писал: «Мужик, что бык: втемяшится в башку какая блажь, колом ее оттуда не выбьешь…».

— А если мне самому поговорить с ними?

— Обожди, не торопись — надо подготовить их. Я попытаюсь.

— Спасибо, Дмитрий, — поблагодарил Василий.

— И чего ты нашел в ней, малявке? — сказал Тарасов, явно рассчитывая подзадорить товарища.

— Любят не за что, а вообще, — проговорил Прошин, не находя веского объяснения.

— Старая философия влюбленных. А знаешь, я заметил: парни глупеют от любви, а девушки, наоборот, умнеют. Почему, а?

— Наверное, так сама природа устроила, потому что на женщине семья держится, она воспитывает нового человека.

— Ладно, друг, попытаюсь уговорить стариков, — повторил Дмитрий и, прощаясь, крепко пожал руку Прошину.

Василий вошел в свою «келью», как он называл в шутку длинную, узкую комнату, зажег лампу-молнию, разделся, поел луку с подсолнечным маслом и черным хлебом. Обещание Дмитрия уговорить родителей обрадовало его, на сердце было легко и радостно.

Прошин несколько вечеров с большим увлечением читал «Графа Монте-Кристо», но в эту ночь даже удивительные приключения литературных героев не могли отвлечь от пылких мыслей об Анечке и мечты об их счастливом будущем.

Прошин зашел в дежурную часть, чтобы взять ключ от своего кабинета.

— Василий Степанович, уполномоченный спрашивал вас, — сказал вахтер, впервые непривычно обратившись к нему по имени и отчеству.

— Что случилось? — машинально спросил Прошин.

— Не знаю, какой-то товарищ из Пензы приехал.

В кабинете уполномоченного Василий увидел Земскова. Тот поднялся, тепло поздоровался с ним.

— Сколько не виделись? Да, точно, только не просто год, а целый год. Садись, рассказывай, как идут дела?

— Нормально. Когда-то я жалел, Сергей Степанович, что поздно начал службу в ЧК, — простодушно признался Прошин. — Боялся, что интересных дел на мою долю не достанется.

— Теперь не думаешь так?

— Нет.

— Скучать не приходится, — сказал Голиков. — Что ни день — чрезвычайное происшествие. Вот — новое сообщение из Кувак-Никольского: на большой дороге обнаружены трупы местных жителей Рыженкова и Белова. Это не первый случай, как видно, там появилась неизвестная банда.