Василий Стенькин - В осажденном городе

— Чего ты? — встревожился Орлов.

— Человек прячется! Можа, кто за нами следит?

— Надо задержать, проверить.

Орлов выхватил наган и побежал к кустам, Колесов и Чеботарев поспешили за ним.

В кустах нашли парня, грязного и худого, с русой курчавой бородкой.

— Ты кто? Зачем здесь? — строго допытывался Орлов.

— Я? Я, Савелий Герасимов, из Белова. Дядя Никифор, разве ты не угадал меня?

— Ты брат Федора Герасимова?

— Ну да, я самый!

— А я Орлов, слышал обо мне?

— Слышал, как не слышать, — лепетал Савелий. — Брат рассказывал, что Орлов скрывается в лесу… Я бежал из-под ареста, — признался парень, понимая, что такое признание сейчас в его пользу.

— Пойдешь ко мне в отряд? — спросил Орлов, остро всматриваясь в глаза задержанного.

— А чего буду делать там?

— Мстить тем, кто хотел в тюрьму засадить тебя.

— Это — подходящее дело!

Когда пришли к Глухому оврагу, Орлов велел Никифору готовить завтрак, а сам стал расспрашивать Савелия, который рассказал о том, как он вернулся домой, как его арестовали комсомольцы и привели в сельсовет, как угрожал председатель.

Круглов, председатель сельсовета, поручил комсомольцам, продолжал Савелий, отвезти его в Пачелму и сдать в милицию.

Савелий шел впереди, а конвоиры сзади ехали на бричке. Когда вступили в лес, он оглянулся и увидел, что комсомольцы закуривают. Приняв угрозу председателя «сгноить в тюрьме» за правду, Савелий метнулся с дороги в лес. Конвоиры сделали четыре выстрела из берданки, но не попали в него. Преследовать не стали, наверное, поняли: это — бесполезное дело.

Почти целую неделю Савелий скрывался в лесу, отощал: питался березовыми сережками и стрелками борщатника.

— Как же дальше ты хотел жить? — спросил Орлов, улыбаясь: он уже не сомневался, что этот доверчивый парень пополнит его отряд.

— Хотел податься куда-нибудь: свет не без добрых людей. Родителей бросить жалко…

Во время рассказа Савелий с жадностью поглядывал на хлеб, шматки сала, куски мяса и яйца, беспрерывно глотал слюну. Орлов зорко наблюдал за поведением парня. Все это, не сомневался он, еще одно подтверждение слов задержанного. Сильно наголодался!

Орлов сказал Никифору, чтобы тот накормил Савелия.

— Много не наедайся, а то живот скрутит, — посоветовал Никифор.

— Ну так что, хочешь с нами остаться? — спросил Орлов, когда Савелий насытился.

— Хочу, но боюсь, Иван Федорович.

— А в тюрьме гнить не боишься? Они слов на ветер не бросают: раз председатель сказал, что сгноят, — значит, так и будет, — сказал Орлов, растравляя чувство страха у Савелия.

— Тюрьмы тоже боюсь, — признался парень.

— А у нас тебе нечего бояться. Лето поживем в лесу, харч будет, а потом я сделаю тебе документы и можешь ехать, куда захочешь, — уговаривал Орлов, — ты, кроме своего Белова-то, бывал где-нибудь?

— Два года скитался по свету. Потеха!

— Об этом потом расскажешь. Последний раз спрашиваю, согласен быть с нами?

— Куда же мне деваться, знамо, согласен, — сказал Савелий без большой радости.

Неделю он жил в отряде, отъедался, помогал строить шалаш. Орлов и Никифор ночами уходили куда-то и возвращались под утро с узлами и мешками. Чеботарев и Савелий караулили шалаш, выходить из леса Савелию запретили: должно быть, не доверяли еще.

Как-то Орлов и Колесов прискакали на лошади. На повозке были кули муки и картошка, коробки с печеньем и конфетами, два ящика водки, отрезы мануфактуры. Савелий помогал им перетаскивать мешки и ящики от лесной дороги до Глухого оврага.

Савелий догадался: ограбили магазин, но расспрашивать не стал, боясь показаться навязчиво-любопытным.

Вечером Орлов дал указание Савелию вывести лошадь на дорогу и отпустить; в хомуте была запрятана записка:

«Нам вашего добра не нужно, нам нужны вы, коммунисты, и ваши приспешники. Террорист Орлов».

Таким способом Орлов решил проверить Савелия. Коли он подослан или без охоты остался в отряде, рассудил вожак банды, то, конечно же, воспользуется случаем, чтобы бежать из лесу.

Орлов приказал Никифору идти следом за Савелием и стрелять без предупреждения, если тот попытается улизнуть.

Савелий вернулся, добросовестно исполнив указание вожака.

— Что ж, Савелий, начинай свой роман, — сказал Орлов, подобревший от водки и от того, что проверка подтвердила верность делу нового участника.

— Долгим, наверное, рассказ будет, — нерешительно отказывался Савелий.

— Подождем, не под дождем! — рассмеялся Орлов. — Давай, Никифор, налей по маленькой!

Выпили, закусили салом и зеленым луком. Савелий рассказал, как они с братом узнали о намечавшемся раскулачивании отца и как бежали из дому.

— Федор поехал в Тулу, — рассказывал он, — а я подался в теплые края, маршрут свой наметил по школьной карте. Шел, шел и дошел до станции Ряжск, подхожу к кассе, прошу билет до Тихорецкой… Кассир, вредный старикашка, говорит, билеты выдаются только по документам, а у меня ничего нет. Думаю, пойду-ка в Тулу, глядишь, Федор поможет. Опять сколько-то дней шел, дотопал до станции Ревякино, верстах в двадцати от Тулы. На всякий случай подошел к окошечку, сидит этакая славная девчоночка. Стал лясы точить с ней, глазки строить. Говорю: «Девушка, хочу к невесте поехать, сделай билетик». — «Куда тебе?» — спрашивает. «До Тихорецкой», — говорю. И она подает билет без всяких справок, плати денежки…

— Обожди, Савелий, в горле пересохло, — остановил Орлов. — Ты, Никифор, плохо исправляешь свои обязанности, наливай…

Еще выпили, Никифор рассказал мужской анекдот.

— Ну, продолжай, — сказал Орлов. — Мне интересно послушать: сам бывал в тех краях.

— Еду, значит. Гляжу, какой-то тип возле меня трется. Я туда-сюда, и он тут как тут. Думаю, надо отделаться от непрошеного друга. Сошел на разъезде Ровном, ночь прокемарил на станции, утром отправился на базар. Жрать-то хочется: думаю, куплю чего ни на есть. На базаре ко мне подходит мужчина и приглашает в милицию. Я туда-сюда, а он меня — за шиворот и доставил к начальнику милиции. Посадили в камеру, стали допрашивать. Вот, думаю, попал в комиссию. Правду не говорю, чтобы не угодить к родителям на Соловки. Видно, сочинял складно, поверили и освободили. Без билета сел на проходящий поезд и доехал до Сальска. В город идти боюсь: документов нет, думаю, опять схватят. Перекусил в станционном буфете, сел отдохнуть; размышляю, как поступить. Тут ко мне подсаживаются два мужика, один молодой, другой постарше. «Слушай, парень, тебе документы не нужны?» — спрашивает тот, который постарше, в новой соломенной шляпе. «А сколько будет стоить?» — спрашиваю. «Пятьдесят», — отвечает он. «Двадцать пять дам, больше у меня денег нет», — это я говорю. Они согласились. «Ты, наверное, бандит, раз покупаешь чужие документы», — говорит который помоложе, в кепочке с клинышками и с пуговкой на макушке. Говорят, пойдем-ка в милицию, там разберутся. Я стал просить, чтобы меня отпустили. Они запросили выкуп: пятьдесят рублей, плащ и сапоги. Что делать? В милицию не хочу. — Савелий молча протянул стакан Никифору.