Василий Стенькин - В осажденном городе

— Говори, говори, не тяни резину, — поторопил Орлов.

— Ну, я туда-сюда, пришлось все, что они просили, вручить. Дали мне военный билет и справку, рассказали, что на Кавказе можно устроиться в виноградарских совхозах. Ладно, устроился кое-как, сколько-то проработал, заболел малярией.

— А военный билет-то хоть пригодился? — спросил Павел.

— Нет, и билет и справка оказались липовыми, приняли без документов. Ну вот, заболел малярией. Туда-сюда, делать нечего, врачи говорят, надо менять климат. Ослаб, денег нет, возвращаться в родные места боязно… Опять тронулся в путь. Остановился на станции Зимовники, это уже в Ростовской области, поступил скотником в животноводческий совхоз, прибился к молодой вдовушке, женился на ней.

— А как же документы?

— Справку из совхоза получил.

— Вдовушка-то хорошая хоть?

— Хорошая, красивая, ласковая. Ухаживала за мной, как за малым дитем.

— Ну, а дальше?

— Дальше? Ушла она от меня.

— Конечно уйдет: больной, слабый, бабы любят сильных мужиков, — сказал Никифор, нелестно отозвавшись о женщинах.

— Договаривай конец, да спать будем. — Орлов встал и с хрустом потянулся.

— Тут и есть конец. Приехал домой, а меня — под арест.

— А обрез-то у тебя был?

— Был. Только я его не продавал, а давал двоюродному брату на одну ночь, побаловаться, — соврал Савелий.

— Сейчас где он?

— Отец в Ворону бросил: боялся, что найдут при раскулачивании…

— Отца-то раскулачили или нет? — спросил Орлов.

— Нет. Наверное, Шурка напутала или набрехала, а я из-за нее два года туда-сюда мотался, как беспризорник…

На следующую ночь Орлов и Никифор ушли в село, опять оставив в шалаше у Глухого оврага Чеботарева и Савелия.

Чеботарев рассказал об обстоятельствах появления в лесу лошади с повозкой.

19 июня, в восьмом часу вечера, было еще совсем светло, Орлов и Колесов, на подводе, которую прихватили возле бригадного стана, подъехали к магазину Центросоюза. Сердечником от повозки выдрали пробой, вошли в магазин. Сначала искали деньги, нашли около пятисот рублей; потом погрузили на повозку муку, водку и все остальное. Водки в магазине много оставалось, Орлов перебил бутылки прикладом.

Когда возвращались в лес, встретили трех мужиков, заготовлявших сушняк. Орлов дал им по бутылке водки, по пригоршне конфет и пряников. «Пейте, вспоминайте добрыми словами Орлова. Вас я защищаю от насильников, — говорил Орлов, явно рассчитывая на дешевую славу среди крестьян. — А если кто проговорится властям, что здесь встречался со мною, тому оторву язык вместе с головой». Обо всем этом Павел узнал от Никифора.

Орлов и Колесов вернулись, как всегда, под утро.

— Ну как, все нормально? — спросил Чеботарев, проснувшийся от хруста веток под ногами и разговора, узнавший своих по голосам.

— Нормально, да не совсем, — тихо сказал Орлов. — Один верный человек шепнул нам, что в магазине Центроспирта под прилавком запрятано шесть тысяч рублей. Проникли мы в него, перевернули все вверх дном, но денег не нашли.

— Может, треп?

— Черт его знает, человек-то вроде надежный… Савелий, ты спишь, что ли?

— Нет, Иван Федорович, слушаю. Что нового в селах?

— Опять стали орать о сплошной коллективизации; кто не соглашается вступать, подводят под раскулачивание. Ох, кончится терпение у мужика! Такой пал пустят, никто не остановит… — шумно вздохнул Орлов, из ведра через край попил родниковой воды и стал поправлять свое лежбище.

Вот уже вторую неделю Савелий доживал в лесу, ел ворованный хлеб, пил грабленую водку. Бандиты, видимо, не доверяли: не брали его на дело с собой и не позволяли ходить в деревню. Правда, разрешения на это он не спрашивал, догадываясь, что его не отпустят домой, а подозрения на себя навлечет.

Однажды они все четверо вышли на лесную дорогу, было часов около восьми вечера, но еще совсем светло. Как говорил Орлов, в эту ночь они должны были пойти в Студенку ограбить магазин. На опушке леса увидели мужика, заготовлявшего лыко для лаптей.

— Савелий, ты моложе всех, сбегай, узнай, что за человек, — распорядился Орлов. — Только будь осторожней!

Савелий подкрался к мужику и узнал в нем своего брата Федора. Встреча с братом наедине могла вызвать ненужное объяснение, поэтому Савелий, не вступая в разговор с Федором, возвратился и доложил, что это — его брат.

— Вернемся, позови Федора, — Орлов направился в глубь леса, Колесов и Чеботарев последовали за ним.

Савелий подошел к брату, поздоровался.

— Вон ты где хоронишься, — проговорил Федор, утирая рукавом пот со лба. — А мы думали, опять в теплые края метнулся.

— Братка, пойдем со мною, — неуверенно попросил Савелий.

— Куда это?

— В лес.

— Зачем?

— Ну, надо, не спрашивай, там узнаешь.

— Ой, Савка, темнишь чего-то. Ну, айда, погляжу, чего ты делаешь здесь?

— Лес караулю, — отшутился Савелий.

Они пришли к Глухому оврагу, Федор очень удивился, встретив знакомых людей: Колесова и Чеботарева он знал. Орлов велел накормить Федора и, когда тот поел, стал расспрашивать о жизни в деревнях.

— С коллективизацией стали обратно закручивать, несогласных обсуждают на сходках, угрожают выселением, — рассказывал Федор. — А меня вон из-за брата затаскали. Кто-то донес властям, что Савка убег в банду…

— Кто говорил об этом? — вскипел Орлов, — язык вырвем!

— Председатель Совета Круглов. Если, говорит, подтвердится это, всю вашу семью на Соловки сошлем.

— Ах, ироды! Что хотят, то и вытворяют, — Орлов зло выругался, закурил. — Иногда меня спрашивают, зачем я бью их? — сказал он после минутного молчания. — Дескать, у них жены, дети, престарелые родители, пожалел бы… Я ненавижу их и не хочу ходить по одной земле с ними…

Орлов стал уговаривать Федора остаться в «отряде», обещая ему сытую жизнь, деньги и документы, когда понадобятся таковые. И Федор, неожиданно для брата, согласился.

Дня два никуда не отлучались, продукты и водка были; пьянствовали, отсыпались. В редкие часы просветления Орлов хвастался тем, как он поднимет народ, распустит колхозы, перебьет коммунистов. На третью ночь он один ушел в деревню и, вернувшись утром, познакомил участников банды с созревшим у него планом нападения на сельсовет и магазин Центроспирта.

— План такой, — рассказывал Орлов, — Федор, Савелий и Павел, пойдете впереди, заложив руки за спину, а мы с Никифором будем якобы конвоировать вас в сельсовет как арестованных. В Совете активистов перебьем, а мирных граждан, если кто окажется там, на время запрем; когда закончим дело, освободим.

— Иван Федорович, а у нас, у «арестованных», будет оружие?

— Пока будем конвоировать, вам оружия не понадобится. Я и Никифор открыто понесем винтовочный обрез и берданку, наганы спрячем в карманы. Если потребуется, дадим вам. Понятно?