Касым Кайсенов - Партизанской тропой

Четким строевым шагом он подошел к командиру соединения и на венгерском языке отдал рапорт:

— Патриотические солдаты и офицеры отдельного венгерского батальона готовы вести совместную борьбу рядом с храбрыми русскими партизанами против нашего общего врага — немецких захватчиков!

— Партизанское соединение «Закарпатье» с чистой душой, по-братски принимает пламенных патриотов венгерского народа! — сказал командир нашего соединения.

Полковник торжественно вручил Александру Васильевичу клинок с надписью на русском и венгерском языках:

«Командиру храбрых русских партизан Герою Советского Союза Тканко от венгерских патриотов».

Они по-дружески обнялись и поцеловались. Строй сломался. Партизаны и венгерские солдаты горячо аплодировали…

Теперь в каждом нашем партизанском отряде было по одному взводу венгерских патриотов.

Вместе с ними мы совершили немало удачных боевых дел. Венгерские патриоты, мужественно сражаясь, гнали ненавистного врага со своей родной земли.

Это было в 1944 году во время больших наступательных боев Советской Армии против фашистских войск.

Впрочем, не одни только венгерские патриоты приходили к нам. Почти каждый день в наш отряд вливались все новые люди — представители почти всех национальностей, порабощенных и угнетенных фашизмом.

Однажды «Большая земля» передала нам задание: ликвидировать гарнизон немецких солдат, расквартированный в двухэтажной казарме на Н-ском объекте.

Выполнять задание было поручено мне. Взяв из отряда тридцать человек, я отправился.

Не успели мы отойти достаточно далеко, как неожиданно на большой лесной поляне увидели людей в гражданской одежде. Оставив свою группу, я незаметно подошел поближе к ним, прислушался. Видимо, нас они не заметили и продолжали стоять, окружив какого-то пожилого человека и громко о чем-то разговаривая. Я вернулся и для выяснения направил к ним двух автоматчиков во главе с Мишей.

Вскоре автоматчики привели ко мне пожилого человека, болезненного и истощенного. Он снял свою старую черную шляпу и поздоровался с нами на не совсем чистом русском языке. Его глаза быстро пробежали по стоящим перед ним партизанам. Я попросил его сесть, указав на сухой валежник. Он не спеша уселся и, увидав командирскую со звездой фуражку комиссара отряда Константина Спижевого, спросил:

— Вы по правде русские?

— Русские, настоящие русские, — смеясь, ответил комиссар.

Он понимал, что старика смущал я.

Однако услышав от нас самих, что мы действительно советские партизаны, старик приветливо поздоровался с каждым за руку.

Потом стал рассказывать о себе. Он был членом коммунистической партии Чехословакии. Показал нам членский билет. Подпольная организация, в которой он состоял, совершила много боевых дел. Он представил нам своих товарищей: их оказалось двенадцать человек.

— Все они коммунисты, — говорил старик. — Из разных дунайских стран. Венгры, болгары, румыны, чехи…

Новые товарищи влились в нашу группу. Они упросили нас взять их в дело на первое же задание. Мы согласились.

В этот же день к вечеру мы благополучно добрались в район казармы и стали ждать глубокой ночи, когда все улягутся спать. В половине первого благополучно и бесшумно сняли всех часовых.

Теперь надо было решать вопрос, что предпринять дальше. Обычно в таких случаях в казарму проникали один или два наших человека и извлекали затворы из стоявших пирамидами винтовок и карабинов. После этого враг был вынужден сдаваться в плен. Сейчас нельзя было так поступить: в казарме, по данным разведки, жили главным образом немецкие офицеры, вооруженные пистолетами и ручными гранатами; это оружие находилось лично при них. Было принято решение взорвать казарму, подложив под нее четыре мощных мины.

Через несколько минут мины были подложены. Против двери казармы на расстоянии примерно ста метров мы установили два ручных пулемета. Были расставлены кроме того автоматчики, которые должны были взять под непосредственный обстрел все окна казармы.

Как только партизаны разошлись по своим местам, раздался страшный взрыв — все мины рванули одновременно. Кругом так загрохотало, что, казалось, вздрогнули скалистые горы.

Нашим пулеметчикам и автоматчикам делать было нечего: из двухсот немецких солдат и офицеров никто даже не поднялся на ноги. Все они остались лежать под развалинами казармы. И еще долго, пока мы шли в обратный путь, позади себя видели зарево горевших развалин.

Это было первое совместное выступление патриотов Закарпатья и наших партизан.

Вскоре героическая Советская Армия полностью освободила Закарпатскую Украину от фашистского рабства.

…Пока же мы шли головным отрядом огромного наступления, шли все дальше в глубь вражеского тыла, все дальше на запад.

В декабре 1943 года мы покинули тыл врага и долгое время находились в резерве штаба партизанского движения Украины. Отдыхали, лечились, набирались сил. Каждый знал, что впереди предстоит еще долгая борьба и нам не один раз придется пересекать линию фронта, бродить по тылам противника, участвовать в партизанской войне. Со дня на день мы ждали приказа и были готовы к этому. Война должна была снова позвать нас.

И это время наступило. Однажды всех нас вызвали в штаб. Примерно тридцать человек, в числе которых оказался и я, откомандировали в Москву. Такой приказ нас несколько озадачил.

— Наверное, — гадали одни, — нас переводят в распоряжение Центрального штаба и перебросят в тыл через другой фронт.

— Какая разница, — говорили другие, — через какой фронт идти в тыл врага? Дело не в этом: с нами, пожалуй, будут беседовать в Кремле.

Так или иначе, гадать больше не стали, а пошли на вокзал и отправились в Москву. Поезд был переполнен. Большинство пассажиров — военные, и только изредка попадались штатские. Это обстоятельство нас не удивило. Шла великая война, и каждый, способный носить оружие, был в армии.

Нам, трем товарищам, каким-то образом удалось попасть в отдельное купе. Четвертый пассажир почему-то не пришел, и мы не очень-то огорчились В дороге много шутили и смеялись. Один из моих попутчиков — Григорий Давыдович Алексеенко, начальник штаба партизанского отряда. Другой — Леонид Иванович Кузин, помощник начальника штаба партизанского соединения.

Григорию Алексеенко двадцать пять лет, он среднего роста, белокурый, с ясными серыми глазами. Родился Григорий в Ахтырском районе, Харьковской области, но вырос в Москве. Отец его, врач, жил в Москве, и Алексеенко надеялся встретиться с ним. Матери Алексеенко не помнит. Она погибла от рук кулаков еще во время гражданской войны.