Владислав Покровский - Кривое зеркало реальности. Cборник рассказов

— Дурак просто не заметит этой тайны, не поймёт её, не узнает. Сокровенные знания сами себя и защищают, и охраняют от невежественного человека.

Доктор откашлялся и медленно потянул шнур на себя, штора поползла в сторону, открывая витрину, в глубине которой стаял неизвестного типа и конструкции аппарат, в нём несколько прозрачных пустых колбочек, а рядом с ним — некрупный чёрный ящик зловещего вида с рукоятью для переноски и транспортировки.

— Тысячи лет назад, — начал доктор, не глядя на витрину, — один древний алхимик, имя которого исчезло в песках времени, каким-то образом заслужил внимание мистических сил и по договорённости с ними создал чистый "эликсир Вечности", назвав его "Амальгест". Ему единственному удалось невозможное — соединить две абсолютно разные сущности, анополярные, контрдиффузионные, релактантные: алкагест и амальгаму. Зелье, которое у него получилось, было сильнейшим не только в этом мире, но и за его пределами, ибо могло влиять и на те силы, с чьей договорённостью и помощью работал тот алхимик. Амальгест… — доктор интонацией будто приласкал это слово, — воистину волшебный эликсир, который давал возможность принявшему его не только обрести бессмертие, но и начать писать с чистого листа свою судьбу.

— Это?.. — задыхаясь, пролепетал Марио, указывая на аппарат и колбочки.

— Нет, — покачал головой доктор. — Более двухсот лет я пытаюсь разгадать тайну того древнего алхимика, но пока, увы, никак. Единственное, чего я смог добиться, это устойчивого состояния алкагеста, при котором его молекулы стабильны и не расщепляются при контакте с окружающей средой. Алкагест дарует моему организму жизнь и силы, необходимые для дальнейших исследований, но — ты был прав, Марио, — его уровень в организме проходится постоянно поддерживать.

— Но как он действует?!

— Алкагест воздействует на глиальные ткани, также он возбуждает высшие нервные центры, заставляя клетки тела выделять соответствующие ферменты, он раскрывает резервы гипофиза и заставляет его работать с ними. Но… в отличие от амальгеста, который полностью заменял кровь амальгамой, алкагест постепенно усваивается организмом, поэтому приходится не забывать о необходимости своевременного его обновления.

— Но ведь любой препарат, воздействующий на глиальные ткани, обязан быть высокотоксичным, чтобы преодолеть лимфоидные барьеры и иммунные системы! — воскликнул Марио.

— Алкагест в высшей степени токсичен и ядовит, — подтвердил доктор, — поэтому приходится блокировать его нейротропином, а также сдерживающими вирусную активность добавками. Алкагест — это по сути своей один живой вирус. Это смерть в чистом виде. Смерть, которая приносит долголетие.

— А насколько он токсичен? Ведь есть предел сопротивления лимфоидных барьеров и иммунокатина…

— Десяти миллиграммов алкагеста будет достаточно, чтобы моментально убить несколько тысяч человек, которые не воспользуются соответствующими добавками токсической блокады.

— Амальгест тоже был смертелен? — полюбопытствовал Марио, неотрывно глядя на ужасающего вида ящичек.

— Всего один раз, — ответил доктор. — В легенде сказано, что испивший его умирал в страшных мучениях, а потом оживал и тогда перед ним вставали на колени и время, и судьба, и воля богов. Это откровенное иносказание. Объяснялось всё просто: вирусы алкагеста делали человека мёртвым, за это время менялся на амальгаму состав крови, и покойника оживляли возбуждаемые высшие нервные центры. И после того его ждало бессмертие. Наверное, даже заслуженное.

— Понятно, — вздохнул Марио и, оторвавшись наконец, от ящика, взглянул на доктора, его глаза странно заблестели. — Спасибо вам, мистер Эшвуд.

— Ну что ты, Марио, — улыбнулся доктор, подошёл к витрине и увидел стоящий в ней страшноватого вида ящик, что так заинтересовал его молодого собеседника. — Мне было очень приятно, что ты интересуешься всем этим, потому что… А это здесь откуда?..

Доктор не договорил — что-то со страшной силой сдавило его горло, едва не выдавливая связки через рот, он засипел, пытаясь вдохнуть, и в этот миг его резко развернуло, и он уставился в горящие красным фанатичным огнём глаза своего гостя. Вот только… это были вовсе не глаза. Марио откинул капюшон, и теперь доктора разглядывали два электронных протеза с то увеличивающимися, то уменьшающимися зрачками-огоньками.

— Ты… — задохнулся доктор, от ужаса и страшной хватки едва дышащий и невероятным усилием воли остающийся в сознании. — Ты… киберпанк!

— О да, дорогой Эшвуд, — выплюнула в лицо доктору механическая гортань. — Я киберпанк! И этим горжусь! А ещё я горжусь тем, что оказался в состоянии провести одного учёного дурака, возомнившего о себе невесть что!

— Но как… — прошептал, слабея, доктор, однако киберпанк и слушать не пожелал.

Подняв тело доктора механическими руками над головой, он легко, как котёнка швырнул его на витрину. Жалобно зазвенело разбиваемое стекло, доктор упал в центр витрины на кучу осколков, перевернул аппарат и раздавил колбочки. Нагнувшись, киберпанк разворошил ворох битого стекла и достал страшновато выглядящий ящик.

— Всё в одном месте, — пробормотал он довольно, поглаживая ящик и слушая, как в нём булькает жидкая смерть, — всегда бы так. До свидания, доктор! Не прощаемся. Потому что вы ещё услышите обо мне сегодня вечером и о том, что наступил конец света. Готовьтесь к нему, ибо придёт пора Повелителя, который раздавит всех вас, закуёт в цепи и будет править миром рабов! Adios… amigo! Ха-ха-ха…

С этими словами киберпанк, швырнув на пол лаборатории халат и плащ, быстрыми шагами на механических ногах вышел из лаборатории.

— Господи, — пробормотал доктор, когда он ушёл, отдышавшись и чуть придя в себя, постарался подняться, но скривился от страшной боли в изрезанном осколками стекла теле.

— Нужно… — бормотал он как заклинание, пытаясь встать и едва не падая в обморок от ужаса и боли, криков тела, умолявшего дать ему отдых. — Мне нужно… Мне нужно его остановить… И вернуть… Вернуть на место! Нужно… Мне нужно сделать это…

Самовнушение срабатывало — тело неохотно подчинялось, стараясь не обращать внимание на боль, доктор кое-как выполз из разбитой витрины, подполз к другой, оставляя на полу кровавые след, протянул руку и дотянулся до одной из реторт, наполненной какой-то белёсой густой похожей на кефир или ряженку жидкость. Осушив реторту до дна, доктор без сил повалился на пол, его душил и терзал кашель, который разгорался всё сильнее и сильнее.

— Сейчас, — бормотал доктор, задыхаясь, — сейчас… Сейчас всё будет хорошо… Всё… будет…

Так прошло несколько минут. Несколько минут полной неподвижности и хриплого затруднённого дыхания, с сипением наполнявшего и осушавшего лёгкие. Несколько минут забвения и холода, несколько минут покоя, пока вместе с кровью по организму разносились молекулы белёсого цвета жидкости. А потом наступила эйфория. Резко возросло кровяное давление, сердце взыграло с новой силой, селезёнка, вздохнув, выпустила свежую порцию эритроцитов, порезы и раны закрылись на глазах, по мышцам проскочила лёгкая судорога, тело доктора вздрогнуло, и он открыл глаза.