Норман Льюис - Компания «Гезельшафт»

— Может, спустимся, наведем шороху? — спросил летчик.

— Нет, оставим их в покое. У них и без того переживаний хватает.

Они еще раз спикировали над лодкой на высоте ста пятидесяти метров. Три индейца стояли к ней, вскинув руки.

— Один выстрелил в нас из лука, — сказал пилот. — Ну и ну!

— Впечатление отнюдь не из приятных, — сказал Адамс.

Максвел посылал его по повестке из полиции в маленький городок Сан-Франсиско, находившийся от них в пятидесяти километрах. Адамс должен был опознать одного человека, который, судя по документам, мог быть их шофером. Его «обнаружили мертвым» при обстоятельствах, которые наводили на мысль о предумышленном преступлении.

— В чем-то это было даже хуже, чем с Каррансой, — сказал Адамс, сжав руками колени, чтобы унять дрожь. Максвел заметил, что румянец почти сошел с его щек.

— Извините, что отправил вас туда, — сказал Максвел, — следующий раз поеду сам. Теперь, вероятно, уж нет сомнений, кто этот человек.

— Нет. Но пришлось напрячь воображение, чтобы опознать его. С ним проделали то, что обычно творят полицейские каратели. Это была тошнотворная картина. Сержант сказал, что убитый — известный подстрекатель, а сам был готов пуститься в пляс, пока вел меня к трупу.

— Они пытались убедить вас, что это дело рук кого угодно, но только не полиции?

— Да, но надо быть совершеннейшим глупцом, чтобы клюнуть на это. Все его вещи пропали, включая кольцо с пальцем, на который оно было надето. Сержант сказал, что так кончают все подстрекатели. Их грабят и убивают. Можно было подумать, что оп говорит с ребенком.

— Я знал этого человека, — сказал Максвел. — Оп был слишком умен и образовал для шофера. Я как раз думал о его повышении. Единственный наш шофер, который не напивался.

— Так что, это и есть часть программы обучения в «Гезельшафте»?

— Будьте разумны. Даже вы не можете найти здесь вину «Гезельшафта». У него есть семья?

— Жена и двое детей. Что будем делать с ними?

— Наверное, нам надо заплатить за похороны и выдать две сотни долларов, — предложил Максвел.

По местным стандартам это было очень щедро, ведь из-за болезней и несчастных случаев большая редкость для мужчин прожить здесь больше сорока лет, этот город был полон вдов и сирот. «Но ничто, — подумал Максвел, — не может восполнить семье такую сокрушительную потерю».

— А вы верите, что он был революционером?

— Нет, это был просто человек, который не напивался, читал больше, чем ему бы надо, и задавал слишком много вопросов.

На какой-то момент возникла заминка. Руки Адамса вышли из повиновения и начали выбивать дробь на коленях, но Адамс их тотчас унял.

— Должен вам сказать еще кое-что, — сказал он. — У них там выставлены жуткие фотографии на стенах. Я просматривал их и заметил па одной из них девушку, которую доставили мертвой в участок. Что-то в ее лице напомнило мне ту, о которой вы мне говорили, будто она исчезла. Помните, я видел вас с ней на станции. Имейте в виду, я не могу судить наверняка. Фотография довольно плохая. По все же я решил сказать вам.

— Вот что меня больше всего страшило, — прошептал Максвел. — Вы их там расспросили?

— Да. Но они не могли мне ничего сказать. Это была одна из тех фотографий, которые рассылаются для опознания. Эта неизвестная была найдена на обочине дороги, видимо, ее выкинули из машины. Предварительно избили и задушили. Обычное явление.

— Я, пожалуй, сейчас же туда съезжу.

Через час он уже был в полицейском участке Сан- Франсиско и разговаривал с сержантом полиции; более зверского лица, чем у него, Максвел никогда еще не видел. Порочная ли натура привела его к выбору такой профессии, или же постоянная возможность проявлять жестокость в конце концов преобразила его черты, сделав из лица дьявольскую маску? Галерея фотографий находилась в соседней комнате, по прежде чем дать Максвелу взглянуть на них, он заставил его выпить тамариндовой настойки, а Максвел, глядя на пятно, оставшееся на краю плохо вымытого стакана, с содроганием подумал, что его оставили там губы этого полицейского.

Наконец его повели смотреть фотографии; некоторые изображали тех, кого разыскивает полиция, но большинство составляли изуродованные тела. Девушка, которая могла быть Розой, глядела на Максвела в закостеневшем изумлении. Но Роза ли это? Лица тех, кто умирает насильственной смертью, часто искажаются до неузнаваемости. Возможно, это была какая-то другая девушка, которую старуха с косой превратила в подобие Розы. Опознание, которое могло принести либо облегчение, либо боль, осложнялось еще тем, что труп был грубо обработан косметикой, отчего лицо стало таким же выбеленным, как стена комнаты. Данные о весе, росте, цвете глаз и волос в общем то подходили. Роза была типичной местной девушкой, а в участке находился труп такой же типичной девушки. Но вот эта черная родинка, была ли она у Розы? Наверное, он бы заметил. Вот что еще внушало некоторую надежду.

Сержант настоял на том, чтобы Максвел пошел с ним в соседний салун, в дальней части которого располагалась покойницкая. В первой похожей на погреб комнате сквозь дымную мглу проглядывали изможденные лица, ввалившиеся глаза, потрепанная одежда — здесь собирались местные алкоголики, им подавали спиртное, которое тут же делалось; какая-то старушенция разливала его из оцинкованной лохани, в которой оно варилось. Живые человеческие фигуры, наполнявшие эту комнату, могли быть созданиями Хогарта, но то, что находилось в дальней части салуна, было похоже на произведение Гойи. Там на каменном полу лежал человек, шофер Максвела. Он был голый по пояс. Один глаз вылез из орбиты, другого вообще не было. Веко прикрыло пустую глазницу, и казалось, будто он непристойно подмигивает. Сержант насмешливо снял перед покойником фуражку. Брусок льда лежал на груди мертвеца, он уже наполовину растаял, и под тело натекла розоватая лужа. Брюки были расстегнуты, открывая глазам красное месиво внизу живота. Максвел кивнул: «Да, он».

Зловещий дух этого места, казалось, выскользнул оттуда вместе с Максвелом и продолжал преследовать его на улице, как и страшный запах: смесь еще не перебродившего сусла и задохшегося мяса. Плотный ливень, под которым он приехал, стих, и сильное солнце поднимало над тротуаром и дорогой тонкую пелену испарений. Максвел оставил машину и оцепенело зашагал прочь. Привлеченный ярким видом цветов, он направился в сад на площади, видневшейся в конце улицы. Там он снова встретил жизнь: малыши стреляли пластмассовыми ракетами; никуда не спеша, разгуливали священники; тявкали собаки; были там и голуби, и кошки, и лотерейные билеты, и пирожки с курятиной, и чистильщики, и слепой с барабаном и ручным медведем. Добрая площадь, куда стекалась вся веселость и жизнерадостность города.