Норман Льюис - Компания «Гезельшафт»

Максвел сел на скамейку и, обхватив голову руками, стал наблюдать за ясным течением жизни, которая постепенно воскрешала и его. Что теперь этот человек, который был слишком хорош для своей работы и задавал слишком много вопросов? Что теперь Роза? Первым его побуждением было пойти поговорить с теми, кто ее нашел, но он передумал, решив, что лучше неопределенность. Ему не хотелось услышать то, чего он боялся.

К тому времени, когда Максвел вернулся в контору, Адамс уже ушел, поэтому пришлось поехать под шквальным дождем в мотель за шесть километров от города, где жил его управляющий.

Он застал Адамса за работой в большой голой комнате, пахнущей свежеструганым деревом. В углу около электрической плиты стоял стол, уставленный различными банками и коробками, красноречиво свидетельствовавшими о его пристрастиях в еде: там было несколько видов консервированных супов, кетчуп в отвратительной пластмассовой упаковке и пакет хлопьев.

Максвел указал на рыжеватый пушистый мех на стене.

— Что это, викунья? — спросил он.

— Если меня не обманули.

— Они же охраняются законом даже здесь.

— Меня воспитывали в убеждении, что животные посланы в этот мир служить человеку, — сказал Адамс.

— Вам бы следовало уже давно перерасти это убеждение. Необходимо заявить о тех, кто занимается подобным.

— Да десятки людей. Вы можете купить такие шкуры где угодно.

— Эго не оправдание.

Адамс кончил перебирать огромную пачку писем и складывал их теперь в шкафчик, который только что смастерил.

— Не проходит и дня, чтобы моя подруга не написала мне, — объяснил Адамс.

— Вы тоже пишете ей каждый день?

— Да. Если мне случается застрять в таком месте, как Пайлон, откуда нельзя послать письмо, я все равно пишу и отсылаю, когда возвращаюсь. Ее письма иногда приходят по три-четыре за раз в зависимости от того, когда бывают самолеты из Европы. Иногда не получаю писем целых три дня. То же самое и с моими письмами.

— Я вам завидую, — сказал Максвел. — Мне никто больше не пишет.

— Вы ездили в Сан-Франсиско?

— Только что оттуда. Удручающее впечатление. Надеюсь, вы не сердитесь, что я потревожил вас в такой час, но я вспомнил, что вы едете завтра в Прадос, и мне не хотелось упустить возможность поговорить с вами. Вы навестили вдову?

— Да.

— Как она это восприняла?

— А как вы думаете?

— Деньги не помогли?

— Она сказала, что мы можем их оставить себе.

— Значит, она винит нас в том, что полицейские убили его?

— Возможно, она думает, что это мы просили полицию расправиться с ним. Она темная женщина. Такие, как она, прошли жестокую школу жизни, которая научила их не говорить то, что они думают. Но похоже, что именно такая мысль пришла ей в голову. Они знают, что полиция здесь работает на хозяев, а мы как раз и являемся ими.

— Я еще хотел поговорить с вами о той девушке, чью фотографию вы видели. Почему вы решили, что это та, с которой вы меня встречали?

— Может быть, это и не она. Я просто подумал, что есть сходство. А вы так не считаете?

— Я не знаю, — сказал Максвел. — При первом взгляде мне показалось, что она, а потом я засомневался. Овал лица такой же, но насчет остального я не уверен. Ее задушили, от этого всегда меняется внешность.

— Вам еще нравится эта страна? — спросил Адамс.

— Бывают моменты, когда я прихожу в уныние.

— Хотите знать, что я думаю?

— Вы мне говорили уже столько раз!

— Я никогда, никогда не освоюсь во владениях Каррансы. У меня там портится здоровье. Болит горло, и на груди появилась сыпь, которую никак не вылечу. А теперь этот случай с шофером.

— Это все ненадолго. Дела скоро пойдут лучше.

— Вы обманываете сами себя. Знаете, почему я живу в мотеле? Потому что, когда смотрю на эту комнату, я знаю, что никогда здесь не обоснуюсь. Я здесь на месяцы, но не на годы. Я в любую минуту могу запихать вещи в чемодан и тут же сняться с места. Все, что имею, я могу взять с собой. Я все время старался не дать себе пустить здесь корни. Помните, когда я только приехал, вы уговаривали меня купить в рассрочку виллу. Бог мой, не могу передать вам, как я рад, что не сделал этого.

— А вам приходил когда-нибудь в голову вопрос: в чем основная причина тех неприятных вещей, которые здесь происходят?

— Как раз об этом я спрашиваю себя беспрестанно.

— Бедность. Бедность государства. Никому достаточно не платят, даже полиции, — отсюда воровство. Не хватает денег, не хватает еды на всех, а значит, слабейшие должны уступать. Люди наверху вроде Гая Переса чувствуют себя так же неуверенно, как и все остальные. Они могут класть себе в карман из общего мешка до тех пор, пока у них есть должность, но они знают, что, как только уйдет это правительство, их выставят. Эта страна алкоголиков. Три четверти населения живет лишь на спиртном да хлебе. Может, по ним это и не видно, но они голодают. Почему Карранса должен был умереть? Потому что к нему ходило слишком много людей кормиться, и ему приходилось заниматься нечестными делами, чтобы иметь возможность прокормить их. То же самое относится ко всем другим убийствам и преступлениям. За ними стоят бедность и голод.

— Но вы все еще думаете, что дела здесь поправятся?

— Да.

— Может, объясните, почему?

— Потому что поступает иностранный капитал и происходит техническая революция.

— Известно, кто это совершает!

— Да. Правительство ждет результатов эксперимента, который они проводят на Ранчо Гранде. Если он будет успешным, то страна пойдет этим путем. Валовой продукт страны может учетвериться за пять лет.

— И тогда нас больше не будут вызывать для опознания тела какого-нибудь нашего рабочего?

— Мне кажется, что они развиваются бок о бок: высокий уровень жизни и правопорядок. Людям не надо будет так жестоко драться за все то, что должно делиться между членами общества. Они больше не будут убивать друг друга, как это делают сейчас.

— Я рад, что вы так думаете, — сказал Адамс. — Но я еще больше радуюсь при мысли, что не увижу того, что произойдет: к тому времени меня уже здесь не будет.

Адлер подошел к Максвелу сзади в тот момент, когда тот устанавливал телеобъектив на свой «Пентакс», готовясь к съемке.

— Что это?

— Райские птицы.

— Красивые, не правда ли? Я, надеюсь, не помешал вашему занятию?

— Совершенно нет. Они ручные.

Птицы, вспыхивая пурпурным и ярко-синим оперением, прервали свое занятие и подняли крик на людей, заливаясь взволнованным щебетом. Но. вот они успокоились и снова принялись суетливо и бестолкова вить свои гнезда. В это время Максвел сделал несколько снимков.