Норман Льюис - Компания «Гезельшафт»

— Мне показалось, что пилот немного испугался этих индейцев.

— Напрасно. Они безобидны да и живописны па вид.

— Одно время он работал летчиком для какой-то компании в Бразилии, они сгоняли индейцев с их территории, чтобы потом ее использовать. Он рассказал несколько жутких историй о том, как сбрасывали на деревни динамит.

— Он отстал от жизни. Теперь нет в том нужды: индейцев осталось немного, и они даже могут приносить доход. Горько признать, но через год вы их вряд ли здесь увидите. Печально, но ничего не поделаешь. Можно понять положение тех, кто занимается тут добычей рыбы. Вы, вероятно, знаете, как ловят рыбу индейцы?

— Луком и стрелами, по-моему?

— И при помощи яда. На каждую пойманную рыбу у них приходится пятьдесят бессмысленно отравленных. Вы сами смирились бы с этим, вложив уйму денег в дорогостоящую оснастку рыболовных судов?

— Думаю, что нет.

— И я бы нет. Мы все в первую голову ставим собственные интересы. Рыболовецкие команды стреляют в индейцев, как только их увидят. Они относятся к ним как к вредителям. Нас с вами, может быть, это возмутит, но в то же время, окажись мы на их месте, мы бы поступали гак же.

— Где же выход?

— Поселить их на одном из островов, и пусть они там танцуют для туристов. Пусть разрисовывают себе лица, делают корзины, плетут набедренные повязки, продают свои луки и стрелы. Они бы привлекли большой интерес. В наши дни люди с готовностью отправятся в путешествие для того, чтобы посмотреть на индейцев. Вид дикарей дает приятное ощущение собственной цивилизованности. В прошлом месяце я был в Манаосе, там у них есть индейцы, которые каждый день ездят на работу в джунгли. Они живут в городе, ничем не отличаясь от других, одеваются в обычную одежду, а каждое утро автобус отвозит их в джунгли, и там они переодеваются и танцуют для туристов. Компания, которая придумала это, берет по пятьдесят долларов с каждого за поездку к индейцам, включая порцию жаркого на вертеле и еще десять долларов дополнительно за фотографии.

— Неплохо придумано, — сказал Максвел.

— Туризму в этой стране уделяют очень мало внимания, — продолжил Адлер. — Поэтому идея Гая Переса насчет лодочных прогулок по реке Кем не кажется мне такой уж нелепой, как обычно ее воспринимают другие. Это может привлечь туристов. И, я думаю, мы бы с вами и Гаем Пересом смогли бы найти тут возможность сотрудничества.

Они свернули на боковую дорогу, ведущую в сторону от реки, и, проехав километра три, уперлись в ворота высокой проволочной ограды. Им открыл мужчина в серой форме и фуражке, с автоматом через плечо. Они въехали в центр большой утрамбованной площадки, которую окружали деревянные бараки. Маленького роста мужчины в солдатской рабочей одежде сновали туда-сюда, и в их движениях была та смесь поспешности и бездумности, которую можно наблюдать во всех военных лагерях. Максвел и Адлер вышли из машины.

— Добро пожаловать в Ранчо Гранде, — произнес Адлер. Выпятив грудь, он глубоко вдохнул и улыбнулся от удовольствия. — Мы как раз успели к завтраку, после него я вам все здесь покажу.

Они направились к одному из бараков.

— Я уверен, вы еще много услышите всяких рассказов о наших здешних порядках, — сказал Адлер, — и наверняка из недоброжелательных источников. Некоторые считают, что если мы ввели здесь военизированный образ жизни, то в этом есть какой-то скрытый зловещий смысл.

В действительности же мы приняли его только потому, что на разработку какой-то другой, более подходящей системы ушло бы много времени и сил. Конечно, это не совсем то, что- надо, но действует безотказно. Мы переняли все армейские атрибуты: чины, гауптвахту, строгий распорядок и даже немного строевой подготовки. Есть у нас еще одна вещь, которая больше всего вызывает осуждение у здешних ханжей-католиков, — собственная полиция. О нас плохо пишут в прессе, что очень огорчает. Соответственно мы перестали поощрять приезды сюда посторонних во избежание превратных толкований.

Затрубил горн. Маленькие серые фигурки людей хлынули к площадке с беспорядочностью потревоженных муравьев. Максвел и Адлер приостановились на минуту, чтобы понаблюдать за построением, последний проявлял при этом явное восхищение. До них доходили отрывистые обезьяньи команды, затем шеренги повернули направо и зашагали прочь. Для Максвела, в свою бытность тяжело пережившего службу в армии, вся эта атмосфера была несколько тягостной.

Когда двинулись дальше, Адлер продолжил свои объяснения:

— Они наслаждаются каждым моментом здешней жизни. Все южноамериканцы обожают военную форму и любят отдавать и получать приказания. Если кто-нибудь из них дослуживается до капрала, то обязательно фотографируется в своей новой форме с лычками и рассылает снимок всем своим друзьям. Он возвращается домой большим человеком.

— Разве они живут здесь без семей?

— Да, мы ввели такое правило. Они живут в бараках, а домой ездят на двухнедельный отпуск раз в год. К нам завербовываются на год, после чего могут записаться еще на три. Девять из десяти так и делают, вот вам доказательство, что ничего плохого в наших порядках нет. А эти ханжи заявляют, что мы здесь завели новый способ обращать людей в рабство. Почему же никто из них никогда не напишет о другом виде рабства, который практиковал наш друг Карранса?

— Потому что до сих пор вся экономика была построена на нем, — ответил Максвел.

— А ведь у нас нет ни долговой кабалы, ни надсмотрщиков, — сказал Адлер. — Наши рабочие трудятся по десять часов в день, полвоскресенья они свободны. За это мы платим чеками вдвое больше, чем средняя заработная плата в стране за такую же работу. Так что это вполне довольные люди.

Столовая была большой и прохладной, в ней чувствовался аромат аэрозоля, но он не мог перекрыть другой, сладковатый конюшенный запах, который обычно появляется при большом скоплении солдат. Максвел и Адлер встали в очередь за кофе и свежевыпеченными булочками, потом сели за свободный столик. На раздаче стояла большая миска с витаминными пилюлями, а над ней надпись, что не принять одну за едой — проступок. Здесь царил дух дисциплины, и на маленьких серых людей, молча склонившихся над своими кружками с кофе и булочками, со всех стен неслись предупреждения, что «строго запрещается» делать очень многое. Единственная ничего не запрещавшая надпись на испанском и немецком, висевшая над входной дверью, гласила: «Рабочий день начинается с улыбки».

— Здоровье прежде всего, — продолжал пояснять Адлер. — Поэтому витамины. Два раза в день подается продуманно составленное меню. Раз в месяц каждый проходит медицинский осмотр. В результате у нас не было ни одного случая желтой лихорадки, и мы почти уже победили туберкулез. В государственном масштабе средняя продолжительность жизни сельскохозяйственного рабочего тридцать девять лет. На Ранчо Гранде мы уже достигли сорока семи. — Энтузиазм, с которым говорил Адлер, придавал его голосу визгливую монотонность. — Мы ввели систему очков и поощрений, по которой можно получить какие-то дополнительные привилегии. На выходные сюда привозят из города проституток, и тем, кто набрал достаточно очков, разрешается пойти к ним. Медицинский осмотр обеспечивает безопасность для здоровья.