Иштван Декан - Пути-дороги

Крайние дома на околице заняла советская рота, выставив в охранение несколько «максимов» и даже одну зенитную пушку. Уже одно это говорило о том, что мы находимся во фронтовой полосе.

Пригревшись на солнышке, Ева задремала. Проснулась она, услышав сквозь сон венгерскую речь. Это приехали мы, шумные и веселые. Не веселился только наш взводный командир, раненный в ногу.

Это была великолепная встреча. Как только мы въехали в село, все советские солдаты выскочили на улицу. Мы обнимались с ними, целовались, подолгу трясли друг другу руки, радостно смеялись. Солдаты вынимали из карманов русские папиросы, венгерские, немецкие или румынские сигареты и угощали нас. Мы закуривали, пуская к небу клубы табачного дыма. Неизвестно откуда появилось несколько бутылок водки, которую солдаты тут же и распили вместе с партизанами.

На короткий отдых мы расположились в нескольких километрах от линии фронта, в небольшом селе неподалеку от Дубно. В самом центре села находились дома богатых чехов, в каждом из которых было по две-три комнаты. Деревня нам понравилась, и нам хотелось в ней как следует отдохнуть после нескольких месяцев беспокойной партизанской жизни.

Легкораненых разместили в домах, тяжелораненых — в здании школы. Надежда Ивановна, главный врач нашего отряда, за полдня оборудовала школу под временный госпиталь. Санитарки стирали и дезинфицировали собранные у жителей простыни и белье, резали на бинты марлю.

Венгерская группа расположилась на окраине села, в здании мельницы. Каждый из нас получил койку с чистым постельным бельем. Хозяйки пекли, жарили и варили обед для партизан.

Хотя фронт потихоньку удалялся от нас, мы, верные партизанским обычаям, сначала даже спали полураздетыми, держа оружие всегда под рукой.

Радистки Таня и Маруся пригласили меня вместе с ними посещать занятия по радиоделу. Я охотно согласилась: рация очень интересовала меня. Старший радиогруппы составил для нас расписание занятий. Учеба давалась мне с трудом, и я сердилась на себя. Тогда я еще не знала, что это тиф так сильно повлиял на мою память.

Девочки подшучивали надо мной, но я чувствовала, что дальше так продолжаться не может, и перестала ходить на занятия.

У меня начали опухать и сильно болеть ноги. Ходила я по комнате, только опираясь на мебель или хватаясь за стены. В конце концов решила обратиться к врачу. Он осмотрел меня и сказал, что это последствия обморожения. Мне прописали усиленное питание, витамины и отдых.

Венгры навещали меня чуть ли не каждый день. Пиште не нравилось, что я живу вместе с радистками, а не с нашей группой. После врачебного осмотра ребята забрали меня к себе. Жили они на мельнице, которая размещалась в двухэтажном здании. Второй этаж занимали мельник с семьей и мы. На второй этаж вела узкая деревянная лестница, и на нее я смотрела с ужасом, точно зная, что без посторонней помощи туда не поднимусь.

Много забот нам доставляли вши, избавиться от которых оказалось трудно, хотя мы постоянно стирали свое белье и гладили его раскаленным утюгом. Просыпаясь утром, находили на простыне этих мерзких насекомых.

— Лишь бы только хозяева не заметили! — с опаской говорили мы.

Дни проходили весело и шумно, нас навещало много людей. Мы все чаще и чаще заговаривали о том, что нас ждет впереди.

Однажды Йошку Фазекаша вызвали в штаб отряда. Йошка еще был болен: ноги его никак не заживали. Оказалось, что в штаб собрали командиров всех подразделений, чтобы заслушать доклад генерала Наумова о результатах только что закончившегося рейда отряда, третьего по счету и самого тяжелого.

В ходе рейда отряд прошел 2241 километр через несколько областей, 35 районов, 503 населенных пункта. Партизанам пришлось пересечь 14 железнодорожных линий и 34 шоссейные дороги, в том числе дважды железную и шоссейную дорогу Львов — Варшава. Отряды нашего партизанского соединения приняли за это время участие в 72 боевых операциях, в ходе которых было уничтожено более 5000 гитлеровских солдат и офицеров, 16 танков, пущено под откос 16 железнодорожных составов противника, сожжено 120 автомашин, сбито 2 самолета, уничтожено 24 паровоза, 242 вагона, подорвано 38 мостов.

В результате успешных действий партизанских соединений германское военное командование на территории Западной Украины и Польши было вынуждено запретить железнодорожное и автомобильное движение с живой силой и техникой в ночное время.

Был достигнут огромный моральный успех, так как местное население уверилось в непобедимости Советской власти, сумевшей организовать в тылу врага мощное партизанское движение, которое отвлекало на себя действия гитлеровских войск. Население почувствовало, что дни гитлеровских захватчиков на оккупированной территории сочтены.

Далее генерал Наумов похвалил бойцов венгерской группы, объявил им всем благодарность за мужество, проявленное в боях, а затем зачитал список венгров, представленных к правительственным наградам.

— На этом, — сказал он, — период массового партизанского движения на советской земле, собственно говоря, заканчивается, если не считать небольших отрядов, которые выделяются из нашего соединения с тем, чтобы не давать покоя гитлеровцам в их тылу, или отрядов, оставленных для борьбы с бандеровцами. Так что сейчас каждый из партизан должен решить, что он будет делать дальше. Из Киева прибыла специальная комиссия, которая побеседует с каждым партизаном и сделает все возможное для того, чтобы выполнить его желание.

Можно ли мечтать о большем? Все мы были счастливы и сразу же забыли обо всех трудностях и лишениях, которые нам пришлось пережить.

Однажды вечером Пишта почувствовал себя плохо: его трясло. Сначала мы не обратили на это особого внимания, но когда хозяева измерили ему температуру, оказалось, что она поднялась до сорока градусов. Домонкаш побежал за врачом. Пришел сам Тарасов. Он без труда определил, что Пишта заболел сыпным тифом.

Тяжелобольных из медчасти увезли на лечение в первые же дни нашего отдыха. Я чувствовала себя значительно лучше, уже самостоятельно передвигалась по комнате, хотя лестницу одолеть еще не могла. Йошка Фазекаш и Пишта Ковач иногда сводили меня по ней во двор, чтобы я хоть немного побыла на солнышке.

С ужасом я думала о том, что теперь мне придется расстаться с Пиштой. Ему становилось все хуже и хуже, часто он впадал в беспамятство. Мы настолько привыкли друг к другу, что хуже расставания я ничего не могла себе представить. Кто мог знать, встретимся ли мы когда-нибудь…

Все понимали, что оставаться с нами Пишта не может. Его, по-видимому, увезут в соседний город, где и будут лечить. Однажды неподалеку от мельницы остановились несколько подвод — приехали за Пиштой.