Луи Буссенар - Банда поджигателей, или Бандиты из Оржера

Виконт де Монвиль, как мы помним, проявил необыкновенную деликатность и скромность, пожелав удалиться еще до возвращения дам де Ружмон.

Аббату Филиппу пришлось долго и настойчиво уговаривать его остаться в замке, хотя в глубине души виконт и сам того желал. Но он прекрасно понимал, что, оказав семье столь неоценимую услугу, станет незаменимым человеком и рано или поздно одержит полную победу. Виконт был полностью уверен в старой как мир истине, что своей цели добивается тот, кто умеет ждать, и потому умышленно хотел избежать первой благодарности, чтобы впоследствии должники могли выразить ее с еще большим воодушевлением.

Для безумно влюбленного человека подобное решение казалось чересчур рассудочным, и исполнение его требовало некоторых усилий. Но Фэнфэн, несмотря на неистовую силу своей страсти, был не так наивен, чтобы жертвовать будущим ради настоящего.

Все же обстоятельства сложились так, что ему не удалось избежать выполнения одной, хоть и весьма приятной обязанности — освобождения дам в обмен на выкуп.

Требовалось обладать незаурядной дерзостью и ловкостью, чтобы играть двойную роль: перед лицом бандитов с одной стороны и пленниц — с другой. При этом требовалось быть абсолютно уверенным в своих людях, держать, если можно так выразиться, в руках нити, управлявшие сборищем мерзавцев, которые одним неосторожным словом, одним случайным жестом могли безвозвратно погубить его!

Быть одновременно Фэнфэном и виконтом де Монвилем, воплощать в одном лице главаря поджигателей и дворянина, ровно, без промахов идти по тернистому пути, где на каждом шагу подстерегали неожиданности, доставляло этому необыкновенному человеку особое удовольствие. Более того, новичок в преступном мире, исполненный коварства, дерзости, безумной отваги, удивительной осторожности, жестокости, наглости, подлости и низменных инстинктов, он, возможно, не лишен был и возвышенных идей, способных развиться в определенных условиях и под благотворным влиянием.

Фэнфэн, ни на минуту не усомнившись в своих достоинствах, без колебаний принялся осуществлять свой план. Чувствуя, что масштаб и характер обеих ролей ему по плечу, он оценивал себя со стороны, играл на контрастах, аплодировал сам себе и всякий раз был уверен, что, как говорят в народе, дело мастера боится.

Ко всему прочему в этом удивительном человеке, независимо от его истинного происхождения, особым образом сочетались благородство и низость, изумляя всех, кто близко знал его. Совершенство, с которым Фэнфэн играл двуликого персонажа, несомненно, шло от того, что он играл свое естество.

Виконт согласился помочь аббату, не было у него причин отказаться и от приглашения на ужин. Он остался, радуясь в глубине души, но продолжая во всем следовать задуманному плану — не слишком надоедать своим присутствием и изображать некую пугливую застенчивость, которая буквально очаровала графиню.

За столом виконта усадили между графиней и Валентиной, которую он так долго держал в своей власти в отвратительном убежище папаши Пиголе, но за все это время ни разу не видел, как ни велико было желание хоть одним глазом взглянуть на девушку.

Вынужденная отбросить ледяную холодность, Валентина стала немного общительней, но не могла избавиться от меланхолии, придававшей ее облику дополнительную привлекательность.

Виконт же был галантен без излишней приторности, в меру услужлив, допустил несколько милых неловкостей, естественных для влюбленного, расположил к себе графиню, аббата Фарронвиля и даже Рене, и уже не сомневался в том, что пробил брешь в ледяной стене, окружавшей сердце Валентины.

Откланявшись очень рано и оставив госпожу де Ружмон и аббата Филиппа в некотором волнении, причиной которого, вероятно, были перенесенные испытания, он с радостью принял приглашение приехать в Ружмон на следующий день.

Древняя крепость Фарронвиль оказалась неспособной защитить своего хозяина, и был поднят вопрос о возвращении в ашерский замок. У графини с ним были связаны привычки, у Валентины — воспоминания, а Рене просто предпочитала его всем другим местам. Зачем заточать себя в замке аббата, в самом сердце Боса, среди старых и угрюмых стен, которые даже не могли защитить от опасности? Итак, решено. Завтра же они отправятся в Ружмон вместе с аббатом, который, по крайней мере, вспомнит там привычный комфорт и обретет подле племянниц отраду для сердца и ума.

— Мне кажется, — добавила графиня, — новое нападение маловероятно. Фэнфэн знает, что у нас не так много осталось, а секвестр на мое имущество еще официально не снят. До его отмены злодей не решится на действия, не сулящие никакой выгоды Что вы думаете об этом, виконт?

— Совершенно согласен с вами, госпожа графиня. Ни разу не случалось, чтобы этот бандит дважды нападал на тех же людей. Но мне кажется, что в любом случае вам будет спокойнее в Ружмоне.

— Где мы непременно ждем вас послезавтра, не так ли?

Виконт вновь рассыпался в пылких благодарностях и покинул Фарронвиль, опьяненный любовью и надеждой.

О! — думал он на обратном пути, покачиваясь в такт мерному шагу лошади. — Этот день — один из самых счастливых в моей жизни. Впервые будущее становится явью… Я начинаю смутно предвидеть несказанные радости разделенной любви. Ведь она полюбит меня, моя дорогая, обожаемая Валентина! О да, она меня полюбит, и я увезу ее далеко-далеко, в какой-нибудь светлый уголок прекрасного Прованса, где всегда светит солнце, где деревья всегда в зелени, где всегда цветы… Там, среди вечной весны, свободный от всего, я смогу превратить в любовь неуемную энергию моей жестокой натуры, подарить возлюбленной сокровища бесконечной нежности и обожать ее, как никто и никогда еще не обожал другого человека.

Погрузившись в мечты, полагаясь на весьма туманное будущее, виконт — и это было еще одним следствием странной двойственности его натуры — охотно забыл о существовании оборванцев, поджогов, убийств, всего, даже отвратительной комедии, разыгранной для того, чтобы вызвать симпатию дам де Ружмон.

Но одного слова, прозвучавшего в ту минуту, когда он поставил ногу на землю во дворе замка Жуи, было достаточно, чтобы вновь погрузить его в трясину привычной мерзости, где он чувствовал себя столь же уверенно, как и в гостиной Фарронвиля.

— Главарь, — шепнул ему на ухо Толстяк Нормандец, — вы не забыли, что сто тысяч ливров все еще у Пиголе? Половина этой суммы по праву принадлежит вам. Не считаете ли вы, что следовало бы перевезти сюда эту кучу звонких монет?

— Ты прав, старина! Сегодня в десять вечера отправляемся в Гедревиль. Каждому свое! Если вдруг случится несчастье, деньги мне очень пригодятся. Не стоит хранить все яйца в одной корзине!