Луи Буссенар - Банда поджигателей, или Бандиты из Оржера

Это было правдой. Бедняга сыщик, чьим прекрасным зубам мог позавидовать кто угодно, не предполагал, что это бросалось в глаза и противоречило образу дряхлого старца. Оборванцы могли не обратить на это внимания, но Фэнфэн сразу заподозрил неладное.

Пока разбойники восторгались Главарем и осыпали проклятиями несчастного, который лежал на столе, как баран, дожидающийся мясника с ножом, Главарь давал указания Батисту Хирургу, который согласно кивал головой.

— Ты все понял, не так ли?

— Конечно, Главарь.

Получив необходимые инструкции, Батист при помощи губки, пропитанной каким-то раствором, начал снимать грим, покрывавший лицо Матиаса Лесерфа. Вскоре стали проступать истинные черты сыщика.

— Кто-нибудь знает этого человека? — спросил Фэнфэн.

Взрослые и дети по очереди подходили к агенту, который прямо и бесстрашно смотрел на них. Никто не мог вспомнить, чтобы видел его прежде, пока не настала очередь Рыжего из Оно и Дылды Мари.

— Это он! Мерзавец, что сцапал Кузена, — воскликнула мегера.

— Из-за него нам пришлось отправиться в Питивье под конвоем, — добавил лейтенант.

— Хорошо! — продолжил Фэнфэн. — Он больше не будет нам мешать.

— Что ж, любезный, — обратился он к сыщику, — ты свое получишь. Ты хотел все здесь высмотреть, прикидываясь нашим братом. Так вот — Батист Хирург лишит тебя зрения.

— Ослепить меня! — прорычал Матиас, бледнея. — Негодяи!

— Главарь, — вмешался Батист, — вы хотите, чтобы я ему выколол моргала или вынул их целиком? Эта работенка почище — поддел хорошенько глаз большим пальцем, крак! — он и выскочил, как ядро ореха. Кстати, это у врачей так и называется — «энуклеация», от слова «нуклеус», ядро.

— Получаются две дыры, в которые можно засунуть горящие угли, — злобно выкрикнул папаша Элуи, взбешенный тем, что его сначала надули, а затем поколотили.

— Пусть будет энуклеация, — выбрал Фэнфэн.

При приближении зловещего палача, крепко связанный Лесерф, отчаянно отбиваясь, попытался оказать сопротивление. Батист схватил Лесерфа за волосы и зажал его голову под мышкой. Внезапно он глубоко засунул большой палец в одну из орбит и выдернул глазное яблоко так, что оно повисло на щеке.

У Матиаса вырвался страшный крик, который тут же заглушило улюлюканье толпы.

Палач засунул палец во вторую орбиту и выдернул другой глаз. Несчастный застонал, как раненое животное.

Чикнув ножницами, Батист отрезал еще живые глаза и, держа их в руке, спросил Главаря:

— Что с ними делать?

— Положи пока в стакан. Они нам еще пригодятся.

В подземелье раздавались страшные крики сыщика, вызывая у оборванцев, взрослых и детей, мужчин и женщин, неудержимый хохот.

— Заткни-ка ему пасть, чтобы он меня слышал, — приказал Фэнфэн, на лице которого появился оскал зверя, почуявшего запах горячей крови.

Батист зажал рот жертвы, чтобы приглушить крики. Главарь продолжал:

— Ты хотел не только подсмотреть, ты хотел еще и подслушать! Батист отрежет тебе уши. А посмотрев и послушав, ты ведь собирался заговорить, не так ли? Закончив с ушами, Батист вырвет тебе язык. Давай, Батист! За работу, приятель!

Оборванцы, чья неистовая злоба после этих слов еще возросла, начали топать, гоготать, ржать, лаять, кукарекать и, наконец, пустились в пляс.

Гордясь тем, что ему отведена главная роль в чудовищной драме, Батист принимал напыщенные позы, подражая замысловатым жестам фокусника, и вместе с остальными веселился от всего сердца.

А что вы думаете? Подобные случаи подворачиваются нечасто, тем более что практика такого рода не может не вызвать у прирожденного палача определенных эмоций.

Двумя точными, быстрыми ударами ножа он срезал уши и аккуратно положил их рядом с глазами.

Матиас, с трудом переводя дух, отчаянно сжимал зубы и пытался удушить себя, проглотив язык, чтобы погибнуть как можно скорее.

Ручкой железной вилки Батист с силой надавил несчастному на челюсти, разжал и вставил в рот два деревянных бруска, чтобы удержать его раскрытым.

Затем достал из связки инструментов щипцы для вырывания когтей, захватил кончик языка и стал тянуть изо всех сил.

— Высовывай язык! Высовывай, мерзавец! А ну, давай его сюда! — приговаривал он несчастному, который хрипел и вздрагивал в страшной предсмертной икоте.

Ударом скальпеля истязатель отсек язык у самого основания и победоносно показал его оборванцам, как шарлатан демонстрирует толпе вырванный у пациента коренной зуб.

Матиас Лесерф издавал хриплые глухие крики, при которых из горла со страшным бульканьем взлетали фонтаны крови, и как змея извивался на столе.

— Наконец правосудие восторжествовало. Батист, засунь ему глаза в жилетный карман, уши в карманы куртки, а язык — в штаны. Пусть медленно подыхает от боли и потери крови. А теперь, ура! Веселитесь! Пейте, ешьте, танцуйте, шумите как тысяча чертей!

— Да! Да! Гуляем! — взревели обезумевшие бандиты.

— Кутеж! Кутеж! Да здравствует великий Фэнфэн!

— Кстати, Батист, — спохватился Фэнфэн, — пока ты еще не напился, неплохо бы сделать перевязку старушке Розе.

Безумная оргия тянулась долго. Не один час предавались мерзавцы отвратительным бесчинствам, которые не в силах описывать перо рассказчика. Когда же оборванцы, устав и пресытившись, вспомнили о своей жертве, то обнаружили холодный, окоченелый труп Матиаса Лесерфа с ножом, воткнутым в самое сердце. Рука неизвестного бандита, более жалостливого, нежели остальные, прекратила страдания несчастного.

Чтобы преподнести населению Боса еще один урок и получше запугать его, Фэнфэн поначалу думал перенести ночью труп на главную площадь Базош-ле-Гальранда или даже на площадь Матруа в Питивье, оставив рядом пояснительную надпись. Поразмыслив, он решил, что это страшное зрелище, пожалуй, слишком озлобит население и повлечет новые репрессии. Главарь был жесток, но достаточно осторожен, а потому решил ограничиться показательной казнью в назидание другим.

Оставалось избавиться от несчастного истерзанного тела. Фэнфэн подумал, что Пиголе мог бы сжечь его в своих печах и превратить в жир, масло и золу на удобрение. Старый мошенник заметил, что будет трудно избавиться от костей, которые не сгорят дотла и причинят большие неприятности, если их заметят на его дворе.

— Людская кость, Главарь, это ж не кость животных! Она ж нас выдаст. Опять же, полезут в подземелье…

Фэнфэна убедили его доводы. Тело сыщика с трудом затолкали в короб торговца-разносчика. Толстяк Нормандец взвалил короб на спину и отнес в замок Жуи. Там под покровом ночи тело несчастного Лесерфа было сброшено в ров и засыпано негашеной известью [77] Когда в 1886 году замок Жуи-ан-Питивре был снесен с лица земли, то во рву обнаружили побелевшие человеческие кости со следами извести. Возможно, это были останки парижского сыщика. (Примеч. авт.) .