Луи Буссенар - Банда поджигателей, или Бандиты из Оржера

— Быть не может…

— Клянусь, это впервые в жизни, но так же верно, как то, что Драгун из Рувре самый сильный человек во Франции.

— Уж это правда, — серьезно согласился Жан Канонир. — И хоть я сам не из слабосильных, но… В общем, Драгун запросто может меня отшлепать, как четырехлетнего сопляка.

— Полно, приятели!.. Каждый делает то, что может, — скромно отозвался геркулес. — Чуть-чуть больше мяса на костях, чуть-чуть меньше, дело-то не в этом.

— Ну, ты и скромник! — сказал Рыжий из Оно, — вот за это тебя и любят. Да и твой талант всем на пользу. Скажи только, Драгун, кто обучил тебя этому трюку с наковальней?

— Да, — вступил в разговор Винсент Бочар, — это было просто удивительно, даже мы, хоть и сидели рядом, обалдели, как эти деревенские тетери.

— Когда-то я был бродячим актером и выступал на парижских площадях. Тогда-то приятели-комедианты и обучили меня номеру с наковальней.

— Мы думали, у тебя кишки наружу полезут, когда кузнецы принялись молотить своими колотушками.

— Да нет! Главное — разместить наковальню на животе. А уж потом — хочешь бей, хочешь не бей, тебе это все равно, потому что сила ударов приходится не на тебя, а на наковальню.

— Опять никого! — произнес вернувшийся из дозора Душка Берриец.

— Эх!.. А вдруг он раздумал ехать? — с досадой спросил Жак из Этампа.

— Может, он нарочно назвал эту дорогу, а сам поехал по другой?

— Я уверен, он появится, — сказал Рыжий из Оно.

— Откуда ты знаешь?

— Видели кошелек, который бросили из окна замка Ружмон?

— Да!

— Так вот, это означало — завтра по этой дороге поедет капитан, дождитесь и сделайте свое дело.

— Скажи, Рыжий, ты ведь видел в окне Главаря? Это он бросил кошелек?

— Нет! Понимаешь ли, Жак, бывают минуты, когда лучше казаться слепым и забывчивым. Мы должны узнавать Главаря только когда он с нами. В других местах мы даже в его существование верить не должны, а если найдется разбойник с неуемным любопытством, то в одно прекрасное утро он бесследно исчезнет. Все знают, что его и перепилить пополам могут, и сжечь заживо, а то и «пушку» (пистолет) в рожу, и прости-прощай.

— Так что, болван, которого надо «замочить», все-таки здесь поедет?

— Непременно!

— Что же это за здоровяк такой, если нам вдесятером поручили убрать его, — недоумевал Драгун из Рувре, — неужели меня одного недостаточно?

— Это не мое дело, — отрезал Рыжий из Оно. — Приказано убить капитана, мы его и убьем.

— Опять никого! — сообщил, вернувшись, Жак из Этампа.

— Подождем, а пока выпьем по стаканчику! — предложил Кот Готье, откупоривая свою флягу с водкой.

— За здоровье Главаря!

— Да! За здоровье великого Фэнфэна, нашего повелителя.

— Да! Да!.. За Главаря, придумавшего гениальный план, благодаря которому мы обчистили городок, нагрузились добычей и отлично развлеклись!

— А ты, Сан-Арто, почему не пьешь?

— Гм… Ну, если глоточек… и, разумеется, покрепче!

— Прими, чтобы раскрутить кишки, а то у тебя там небось черти скачут! Главное, чтоб у тебя несварения не случилось, когда этот олух появится…

— Эй, едет, едет! Там этот болван, точнее, болваны, потому что их двое! — крикнул Жак из Арпажона. — Они едут по другой стороне дороги.

— Точно, — согласился Рыжий из Оно, — это хозяин и слуга. А нас десять! Гасите костер и готовьтесь — перезарядите ружья и пистолеты. Ждите моей команды. Жак, как далеко они сейчас?

— Меньше чем в четверти лье… Едут шагом, у нас еще много времени.

— Превосходно!

Не торопясь, с уверенностью людей, прекрасно знающих, что делать, бандиты рассеялись среди елей и молодых дубков с пожелтевшей листвой и стали ждать приближения путников, уверенно продвигавшихся вперед и не ожидавших грозящей им опасности.

Леон Бувар, объявив на обеде у графини де Ружмон, что отправится в путь на следующий день утром, так и поступил. На рассвете он выехал в Шартр, чтобы принять командование над отрядом гусар. Дорожную сумку уложили еще затемно, и, после того как снаряжение было проверено, пистолеты заряжены, а подковы лошадей тщательно осмотрены, молодой офицер вскочил в седло. На голове у него была военная треуголка с трехцветной кокардой и золотым галуном, сам он кутался в просторный форменный синий плащ, закрывавший круп коня и ниспадавший до самых сапог. Слуга капитана, солдат, выполнявший также обязанности секретаря, закутавшись в такой же плащ, ехал рядом, по левую руку. Всадники продвигались шагом — во-первых, не хотели загонять лошадей, а во-вторых, дорога оказалась настолько плоха, что скакать по ней даже рысью было просто невозможно. Впрочем, капитан Бувар мог сам распоряжаться своим временем и не слишком утомлять скакунов. Путь его лежал через Шоси, Жанвиль, Ален и Имонвиль. Остановиться на обед предполагали на середине пути, то есть в Жанвиле, а потом уже ехать прямо к месту назначения.

Довольный тем, что наконец-то сможет найти применение избытку энергии и жажде деятельности, которая охватила его, как только вернулось здоровье, Леон ехал молча, погрузившись в размышления. Разумеется, ему хотелось стать тем освободителем, которого давно ждали запуганные жители Боса, он собирался объявить бандитам беспощадную войну, неустанно и безжалостно преследовать их, не давая ни минуты передышки. Он вполне сознавал сложности и опасности задуманного предприятия. Сражаться предстояло с грозным, хитрым и безмерно жестоким врагом, имевшим множество сообщников даже среди жертв, которые хранили молчание, испытывая смертельный страх. Но капитан прекрасно знал тактику партизанской войны, более трудной и опасной, чем открытые сражения на поле брани. Война вслепую жестока, в ней нет правил, законы чести попираются, и пощады ждать неоткуда. В сражениях с шуанами Леон Бувар прошел хорошую школу и изучил тонкости ожесточенной, беспощадной борьбы, в которой главным оружием были предательство, засады и нападения из-за угла.

Затем перед внутренним взором капитана возникло утонченное и печальное лицо его юной возлюбленной Рене де Буан. Молодой человек вспоминал эти черты, непослушную прядь, которая выбилась из каштановых кос, уложенных на испанский манер, и прелестный взмах ручки, когда Рене откидывала волосы со лба. Леон вновь видел прекрасные синие глаза, глубокие и добрые, и ему казалось, что очаровательная девушка, сама того не сознавая, берегла для него всю свою нежность. Ее застенчивая улыбка, готовая в любую минуту смениться слезами, была исполнена грации и дружелюбия, открытый взгляд был еще по-детски дерзким, однако все чаще в нем появлялась сдержанность, присущая женщине, сознающей, что она любима.

Конь то и дело спотыкался на застывшей от мороза неровной дороге, возвращая седока из мира грез к реальности. Потом Леон снова погружался в мечты и предавался тихой радости до следующего ухаба. Однако, несмотря на задумчивость, капитан внимательно вглядывался в бежавшую перед ним тропу, окруженную деревьями и густым кустарником, которая пролегала через печально известную местность. Молодой закаленный солдат, привыкший воевать в зарослях дрока и утесника, на узких тропах, в перелесках и среди живых изгородей Вандеи, окидывал горизонт быстрым, проницательным взглядом, угадывая истинный облик предметов в искаженных, фантастических очертаниях, которые они приобретали в сумерках или ночном мраке.