Луи Буссенар - Банда поджигателей, или Бандиты из Оржера

— С первой минуты! — покраснев, ответила Рене, и на глаза ее навернулись слезы. — Но я не могла разобраться в собственном сердце, и только ужасное несчастье, которое случилось сегодня, открыло мне истину. Я поняла, сколь глубока моя любовь, и с гордостью открываюсь тебе.

— Ты не ошиблась, Рене! Этот отважный воин достоин тебя. Душа его чиста, а твоя любовь будет хранить его. Вы еще увидитесь.

— Как ужасны часы ожидания!

— Дитя! — нежно, как мать, произнесла Валентина, — твоя жизнь только начинается, печаль впервые поразила твое сердце. Но ты можешь хотя бы надеяться, тогда как я…

— Так, значит, ты страдаешь!

— Очень!

— Но ведь ты тоже надеешься…

— Да, Рене! Но иногда жизнь особенно тяжело давит на плечи, и мне кажется, что мрак, в котором я так давно блуждаю, никогда не рассеется. Но довольно вспоминать об этих горестях… Мои несчастья вряд ли помогут излечить твою печаль. Осуши глаза, сестричка, и делай как я — будь внешне спокойна и постарайся, чтобы моя матушка не проникла в твою тайну.

О Леоне Буваре по-прежнему не было известий. Население, до крайности взбудораженное новым дерзким преступлением, во весь голос требовало вмешательства полиции и поимки бандитов. Однако новые власти имели в своем распоряжении только слабо организованных и плохо обученных солдат, а потому их действия не могли принести желаемого результата. Все бездействовали, прежде всего потому, что не было средств для исполнения задуманного. Делали, что могли, то есть почти ничего, зато составляли бесчисленные, совершенно бесполезные протоколы. По дорогам разъезжали жандармы, а в результате все оставалось по-старому, лишь отчаяние населения возрастало.

Тем временем в Шартре провели расследование, в очередной раз подтвердившее, какой слаженной организацией, прекрасной экипировкой и великолепной осведомленностью отличалась банда Фэнфэна. Служебное письмо, направленное капитану Бувару о предоставлении ему полка легкой кавалерии, оказалось подложным! Все необходимые вензеля и печати, равно как и подписи чиновников, было не отличить от подлинных. Представители военных властей ошиблись так же, как и капитан Бувар, прежде неоднократно державший в руках подобного рода документы.

Итак, из обоих происшествий сам собой напрашивался вывод — или банда Фэнфэна располагала собственной типографией, где работали люди, способные подделывать печати и подписи, или же документы были изготовлены самими должностными лицами. Это предполагало, что у Фэнфэна были сообщники среди государственных чиновников, или же — что гораздо хуже — необычайную ловкость бандитов. Дело осложнялось тем, что письмо пришло непосредственно из Парижа, прибыло со специальным нарочным, который каждые два дня доставлял государственные депеши. Разумеется, никто не смог узнать, откуда пакет был отправлен на самом деле! В письме содержался прямой ответ на просьбу, направленную Буваром верховным властям, и несчастный офицер никак не мог заподозрить, что читает фальшивку, сфабрикованную Фэнфэном, который с поистине дьявольским искусством изыскал способ доставить ее адресату.

Здоровье постепенно возвращалось к старому Бувару. Однако полученный удар резко изменил характер несчастного судьи. Он погрузился в мрачную, безысходную печаль, которая постоянно увеличивалась, ибо время шло, а новостей не было, и старик, как ни старался, не мог побороть тоску.

У жены его энергии хватало на двоих. Образцовая мать и жена, она с успехом заменяла мирового судью везде, где требовались его решения и познания. Супруг же ее, судя по всему, окончательно утратил любые желания и стремления. Сильная своей верой, в которой мужественная женщина черпала бодрость духа, госпожа Бувар, несмотря на полную неразбериху, привела в боевую готовность отряды жандармерии и национальной гвардии, заставила их прочесать окрестные леса, разослала патрули по всем деревням и сумела организовать обыски в каждой гостинице на равнине. Она диктовала мужу бумаги, убеждала его подписывать их и незамедлительно рассылала по назначению. Узнав о ее хлопотах, мировые судьи соседних кантонов также приняли кое-какие меры для поимки разбойников и таким образом выражали сочувствие горю коллеги не только на словах, но и на деле.

Если думать, что искреннее участие может смягчить страдания родителей, утративших сына, то горе супругов Бувар должно было превратиться в светлую печаль, ибо их сразу же окружили заботой и состраданием. Богатые, бедные, сторонники старого режима, патриоты, буржуа, бывшие дворяне, ремесленники, земледельцы — все сочли своим долгом явиться в Базош, чтобы выразить соболезнования опечаленным супругам.

Несмотря на болезнь, мадам де Ружмон была одной из первых — она приехала вместе с Валентиной и Рене. Все трое плакали вместе с несчастной матерью, которую впервые покинули силы и бодрость духа.

— Ах, госпожа графиня! Увидим ли мы его когда-нибудь? — рыдала госпожа Бувар.

— Увидим ли мы его? Разумеется, мы в этом нисколько не сомневаемся, дорогая, — произнесла графиня с искренним волнением в голосе, впервые позабыв о сословных предрассудках. — Уверена, вы скоро обнимете сына, и мы вместе с вами будем радоваться его возвращению, потому что любим его, как и вы…

— Да, сударыня, — подхватила Рене, побледнев и сжав руку несчастной матери, — он спас моего отца. И мы любим его от всего сердца!

Виконт де Монвиль был сдержан, однако, похоже, искренен в своих чувствах, поэтому, когда на следующий день он появился у супругов Бувар, визит его был оценен очень высоко. Все знали, что он встречал Леона всего несколько раз в замке графини де Ружмон и едва знал капитана. Виконт живо заинтересовался шагами, предпринятыми для поисков пропавшего, любезно предложил свою помощь и пообещал заняться этим делом. Предложение его было встречено с благодарностью, ибо он слыл человеком слова.

Старый аббат Фарронвиль, известный как твердокаменный роялист и сторонник старого режима, глубоко уважал мирового судью, хотя тот был яростным патриотом и именовал себя гражданином. Несмотря на свои семьдесят шесть лет, аббат сам прискакал в Базош. Его замок, превращенный в настоящую крепость, находился в полутора лье от города. Старый дворянин, с мушкетом у бедра, как было принято в королевской гвардии, сопровождаемый четырьмя конными лакеями, имел поистине грозный вид, и его приезд произвел фурор в республиканском городке. Впрочем, старик пользовался всеобщим уважением и любовью, ибо всегда отличался добротой, и его никогда не упрекали за нетерпимость, напоминавшую скорее детское упрямство. Его визит к супругам Бувар был продолжительным и сердечным. Покидая дом судьи около двух часов пополудни, аббат сказал, сидя в седле: