Луи Буссенар - Банда поджигателей, или Бандиты из Оржера

Фермер стал объяснять гостю, как надо нагружать камнями телегу, чтобы она превратилась в баррикаду, преграждающую путь в ворота.

— Но, — заметил Кузен, — лучше нагрузить ее мешками с зерном… Мы бы поставили ее перед воротами, а завтра утром нам не пришлось бы тратить на это время. Останется только запрячь лошадей, и вперед!.. Поехали! Мы ведь договоримся, а, мэтр Лежен?

— Конечно, восемнадцать ливров, и все ваше.

— Семнадцать, и покончим с этим.

— Но вы дадите еще по экю каждому из моих работников!

— Бог мой! Придется, видно, соглашаться… По такому случаю не забудьте пригласить их поужинать с нами.

— Ну, стало быть, дело сделано.

— С Богом!

Ударили по рукам, каждый поклялся, что сделка совершенно честная, Кузен отсчитал сто ливров задатку, которые Лежен тотчас упрятал в карман, телегу, нагруженную зерном, поставили на обычное место у ворот и вернулись в дом. Часы показывали половину седьмого.

Трудно было поверить, что эти люди, насквозь пропитанные вином, только что отвалились от стола. Вновь принявшись за трапезу, они поглощали еду с прежним аппетитом. О зерне больше не говорили, ведь оно было наконец продано — по семнадцать ливров за мешок. Продано все разом — пшеница и рожь, овес и ячмень.

К концу ужина Кузен заплетающимся языком стал отпускать двусмысленные шуточки, чем насмешил фермершу до слез, а служанка, двадцатилетняя толстушка Розали Гован, то и дело прыскала в кулак. Остроты были далеко не первого сорта, зато свидетельствовали о том, что Кузен пребывал в том расположении духа, которого фермер только и дожидался.

Продолжая шутить, Кузен стал заигрывать с Розали, отвечавшей ему в том же духе: на слово — два. В конце концов скупщик вызвался сопроводить девицу в погреб, чтобы помочь ей нацедить вина и принести кувшины. Все хохотали, глядя, как Кузен, нацепив на себя клеенчатый фартук, словно виночерпий на деревенской свадьбе, схватил под ручку Розали, и они, распевая подобающие случаю куплеты, спустились в погреб. Лежен благодушно взирал на это зрелище, довольный выгодной сделкой. Упиравшийся поначалу торговец постепенно уступал и в конце концов согласился купить зерно по вполне разумной цене, а именно: рожь — по двенадцать ливров, овес — по семь ливров десять су, ячмень — по шесть ливров двенадцать су за мешок, вмещающий двенадцать буасо [58] Буасо — старинная французская мера объема зерна и сыпучих тел, неодинаковая в различных провинциях страны; эквивалентна в среднем 13 литрам. .

Кузен опять развязал тесемки мешка с деньгами и отсчитал еще сто ливров, а потом, словно свалив гору с плеч, воскликнул:

— Уф! Наконец-то… Итак, мэтр Лежен, вы получили двести ливров задатку. Я лягу спать, подложив под голову чемодан, а рядом — пистолеты. Утром заберу товар и заплачу остальное.

— Как вам будет угодно, гражданин Кузен.

— Что-то у меня голова тяжелая.

— Да что вы! Выпили-то всего ничего…

— Молодое ашерское вино чертовски ударяет в голову… Честное слово, страшно хочется спать!

— Надеюсь, вы выпьете еще стаканчик?

— Половину, и то только чтобы доставить вам удовольствие. Знаете, ни у кого еще я не пробовал такого вина, как ваше.

Рискуя свернуть челюсть, Кузен широко зевнул. Работники молча ели и пили за четверых. Увидев, как гость зевает, они так же молча и единодушно принялись зевать и, опрокинув по стаканчику напоследок, стали проситься на покой. Только возчик Жак Тизамбуан не присоединился к ним. Всегда трезвый, он и сегодня не изменил своей привычке, а попробовав вино, нашел его горьким.

— Что ж, спокойной ночи, хозяин, хозяйка и все общество.

— Спокойной ночи, мальчики!

— Бр-р… — вздрогнул Пьер Лежен, открывая дверь, — на улице собачий холод, да и темень такая, что хоть глаз выколи — ни одной звездочки. Жак, бери ружье и фонарь, пойдем осмотрим запоры, все ли в порядке. Гражданин Кузен, не хотите ли пойти с нами?

— Конечно! Мне как никому хотелось бы знать, прочны ли ваши запоры.

Они вышли во двор. Увидев Кузена, хоть и в сопровождении хозяев, собаки глухо заворчали.

— Эти-то уж точно неподкупные! — усмехнулся Жак Тизамбуан. — Сожрут кого угодно и не заметят!

— Черт побери, так и надо! — добавил Лежен. — После нападения Фэнфэна мы постарались сделать их еще злее, и теперь это прямо дикие звери. Каждая стоит двух здоровых мужчин.

— Никому не посоветовал бы сегодня ночью выходить во двор, — заметил Кузен.

— Это точно! В клочья разорвут.

Убедившись, что запоры на месте, все вернулись в дом и стали собираться ко сну. Жена Лежена отдельно накормила дочерей Анну и Мадлену, девочек двенадцати и десяти лет, и маленького племянника Клода Бернара, жившего на ферме. Заботливая фермерша решила оградить милых крошек от грубых шуток Кузена.

И вот ужин съеден, молитва прочитана, дети уложены в большой нише, отгороженной дверью, запиравшейся на засов. Сестры спали вместе, мальчуган — рядом, на отдельной кровати.

— Завтра вечером мы уже уедем из Монгона и перестанем бояться!

Бедные дети! Какое страшное пробуждение их ожидало!

Было около десяти часов. Слуги в конюшне спали тяжелым сном под мерное жевание коней, переступавших с ноги на ногу. Только Жак Тизамбуан никак не мог заснуть — его одолевала смутная и непонятная тревога. Удивляясь, что с улицы не доносилось привычного ворчания собак, отзывавшихся на каждый посторонний звук, он взял ружье и тихо направился к выходу из сарая. На пороге он обо что-то споткнулся и, вытянув руку, попытался ощупать то, что ему попалось под ноги. Это оказался труп собаки, уже успевший закоченеть. Ошибиться было невозможно — на шее животного он нашарил кожаный ошейник. Тут Жак с ужасом заметил, что по двору осторожно крадутся какие-то люди. Заподозрив неладное, он решил закричать и поднять тревогу — собак отравили, бандиты перелезли через забор!

Внезапно послышалась команда:

— Взрывай!

Раздался грохот, дверь дома взлетела на воздух, и шум падающих досок заглушил отчаянный вопль отважного слуги. Не теряя мужества, Жак решительно вскинул ружье и нажал на курок, надеясь, как и в прошлый раз, что выстрел разбудит жителей Ашера. Однако курок сухо щелкнул и не высек ни малейшей искры. Тизамбуан снова взвел курок, думая, что произошла осечка, это нередко случается с кремневыми ружьями. По примеру опытных стрелков, он решил потереть ногтем кремень, чтобы удалить мельчайшие капельки влаги. Однако кремень исчез. Стрелять было невозможно — ружье выведено из строя.

Бандиты уже ворвались в кухню, где спала служанка. Несчастная девушка, полумертвая от страха, отчаянно завизжала, однако железная рука зажала ей рот.

— Заткнись, или тебе конец!

Готовый ко всему, Лежен уже давно привык спать со светом, и сейчас, как обычно, в комнате горел ночник. Фермер видел ружье, стоявшее возле окна, однако времени подбежать к нему уже не было. В изголовье кровати стояли двузубые железные вилы с длинной ручкой, которыми обычно подавали на возы снопы сена. Увидев бандитов, Лежен схватил вилы и закричал: