Клод Фели-Брюжьер - Азия в огне

Он производил на нее странное впечатление и внушал ей неотразимую симпатию — этот победитель, не побоявшийся предложить корону ей, европеянке, пренебрегая враждой фнатических лам. Но душа её была охвачена мучительным нежеланием подчиниться увлекающему ее року. Спасая своих друзей и себя такою ценою, она должна порвать с Европой и всем, что ей было дорого до сих пор.

— Вы сдержали ваше обещание, — вымолвила она наконец: —и я сдержу свое. Я — в ваших руках и склоняюсь перед судьбой. Но если я с разрывающимся сердцем отказываюсь от Европы, расстаюсь навсегда с друзьями, чью жизнь вы мне дарите — есть одна вещь, которой я останусь верной по гроб. Это — моя религия. Я христианка. Мы с вами молимся не одному Богу. Мой Бог есть единый истинный. Я уважаю ваши верования. В вашем ужасном набеге вы хотите уничтожить, вместе с Европой, и веру, которую я исповедываю. Вы наносите моему сердцу неисцелимую рану, которая всегда будет меня терзать в моей жизни. Взамен моей тяжелой жертвы, раз вы уж хотите приобщить меня к вашему делу, раз уж я должна стать женою Тимура — я имею право требовать, чтобы вы согласовались с обрядами моей религии. Вашей женой — да! Я буду ею! — воскликнула она глубоким голосом: — Я останусь ею до конца! Но — вашей женою по европейскому закону, а не по-восточному!

Вся внешность молодой девушки говорила о жестокой борьбе, происходящей в ней, но говорили также и о её духовной силе, о её непоколебимой воле. Но блеск её глаз смягчал твердость её слова, и, чтобы говорить таким образом с повелителем Азии, ей необходимо было чувствовать всю силу своего необыкновенного очарования над этим человеком. Что же! Она играла роль, которую сама на себя взяла, и её уверенность в себе и смелость были тем больше, что ей не из чего уже было выбирать. На ясное предложение Тимура она ответила такой же ясностью, без уверток.

Изумления своего, при выражении молодой девушкой желания, чтобы их союз был освящен церковью, Тимур не обнаружил ничем. Когда она кончила говорить, он несколько мгновений молча смотрел на нее.

Она ждала, спокойная, облегченная тем, что высказалась, и с тайной уверенностью, что он ее послушается.

— Странная вы женщина, — сказал ей император: — предлагая вам разделить мою славу, я никогда ни о чем другом и не думал, как о том, чтобы получить от вас добровольный дар любви. Я больше верю в судьбу, чем в Будду, или в вашего Бога. Религия для меня только рычаг. Не умей я воспользоваться религиозным фанатизмом, я не смог бы увлечь последователей буддизма. Я сам, чистокровный азиат, поступив молодым на службу России — не был ни буддистом, ни мусульманином. Официально, для виду, я был православным. Что мне до обрядов и до пустых церемоний! Я ими пользуюсь для своих целей и не боюсь их. Я — Господин! Когда я покорю Европу, я предоставлю народам придерживаться своих суеверий. Объясните мне, чего вы хотите. Вы — христианка и хотите остаться христианкой? В урагане огня и крови, бушующем вокруг меня, я, среди молний и громов, хочу чувствовать в своей руке руку любимой женщины. Чрез наш союз объединится Азия и Европа в царство будущих времен!

Тимур снова пришел в возбуждение. В этом необыкновенном человеке странно сочеталось пылкое воображение и цветистое восточное красноречие с европейской культурой, которая дисциплинировала его ум. Надя поняла, что, покорившись, она победила.

— Вот, чего я хочу от вас, — сказала она, с улыбкой поднимая на него свои глаза: —я хочу стать вашей женой так, как это могло бы совершиться, если бы случилось в Варшаве. Соединимся на век, но пусть сюда, во дворец, явится христианский священник и своим благословением, которое, быть может, коснется и вас, утишит мои угрызения…

— Священник — здесь!.. Тимур — склоняющийся перед священником!

Тимур взял обе ручки Нади, взгляд которой с нежностью устремился на него. И, разразившись загадочным смехом, противоречившим его настроению данной минуты, он сказал:

— Многим еще ламам не сносить голов, как я вижу!.. Будьте довольны, Надя! Между пощаженными мною русскими пленными, наверное, найдутся духовные лица-священники, монахи или миссионеры. Вы можете среди них выбрать, кого вам надо, и, завтра вечером, в присутствии моих самых приближенных и верных слуг, станете королевой Азии и женой Тимура так, как вы этого хотите!

И не ожидая ответа молодой девушки, Тимур повлек ее за собою. Занавесь перед ними раздвинулась, и у входа Надя увидела двух гигантского роста китайцев с саблями наголо. Надя остановилась, вздрогнув от страха, но сильная рука завоевателя преодолела её сопротивление. Они сделали несколько шагов. Чистый воздух ночи освежил пылающую голову девушки. Они очутились на террасе, окаймленной галереей из невысоких колонн. Поднявшись по ступеням на возвышение, они увидели внизу Самарканд, весь празднично иллюминованный и шумный.

Восточная луна окутала город и далекую глубь небес желтоватым сиянием. Она бледным ореолом окружала зарево, охватившее горизонт, зарево, отбрасываемое «Азией в огне». Повсюду взлетают огненные шары, повсюду, на верхушках минаретов, вспыхивают и гаснут тысячи разноцветных огней. Огненные змеи взлетающих над террасой ракет скрещиваются с ослепительными стрелами молний, отбрасываемых электрическими прожекторами. Весь город ежеминутно меняет свой цвет, представая перед зрителями все в новом и новом освещении. Высокие портики площади Регистана, белый храм Гур-Эмир, с могилой Тамерлана, величественные развалины некрополя Биби-Ханин, золоченные фронтоны многочисленных медресе, белые площадки террас на домах— кажутся видением, декорацией какого-то апофеоза. И все это море огня издает невероятный шум и гам. Крики, пение, гул толпы, выстрелы, удары в гонг и бубны, звуки труб и рожков, треск фейерверков, грохот как бы огнедышащей горы и, как basso pro fundo этого необычайного оркестра, глухой рокот, подобный рокоту океана, преобладающий над всем — топот марширующих желтых полчищ, разлившихся по горам и долам этой античной колыбели мира и, словно лава, неудержимо стремящихся на запад.

Протянув руку, Тимур показал Наде на эту несравнимую ни с чем картину.

И Наде показалось, что она видит поднимающиеся над городом кровавые облака. По багровому небу словно мчатся чудовища, подобные китайским драконам, за ними появляются угрожающие вереницы фантастических всадников, потрясающих факелами, размахивающих огненными мечами, а там, — далеко-далеко на западе — смутно мерещится Европа, на которую направлен весь этот необъятный поток пламени. И в то время, как Тимур, весь озаренный отблесками сияния, исходящего от земли и неба, царил над всей этой картиной, как гений зла, из глаз Нади струились горькие, жгучие слезы.