Fallout: Equestria

Жеребёнка откачали. Мать рассказывала (каждому, кто хотел послушать, и не раз), что малыш пребывал в состоянии "клинической смерти" в течении двух минут. Я вспоминаю, как думала, до чего же была красива Вельвет Ремеди, когда попыталась последовать за медпони, забравшими того жеребёнка в Клинику, и была выпровожена вон. Если подумать, то именно тот вечер послужил толчком ко всему.

Я умерла. И я вернулась.

Вера не требует слепоты воли или догматической глупости. Я знала, что, шагнув в пламя, я почувствую боль куда большую, чем испытала за всю свою жизнь, и почти наверняка умру. Но я знала, что есть шанс, всего лишь шанс, что смерть можно... пережить. И Пинки Пай обещала мне солнце и радуги. Вера требует того, чтобы вы рискнули. Иногда, чтобы рискнули всем.

Я сказала, что сожгу , объясняла Рэрити Эпплджек, когда последняя поинтересовалась, почему Чёрная Книга всё ещё у её подруги. И я пыталась... Я даже просила Спайка сжечь её. Добилась лишь того, что она отослалась принцессе Селестии.

Чёрная Книга. Сосуд Души, связанный с живой душой. Если она смогла пережить перемещение, не повредив душу, тогда был шанс, всего лишь шанс, что и я смогу.

Возвращение к жизни после того, как тебя испепелили, надо признаться, было гораздо болезненнее, чем когда я утонула. А уж отращивание ноги заново точно не шло с этим ни в какое сравнение.

Я вернулась.

Так ведь?

Меня окружала тьма, как небытие за дверью Стойла, которого я когда-то боялась. Тьма была холодной. Я не ощущала боли. Но чувствовала, что могла дышать. Чувствовала биение своего сердца. Осязала одежду и чувствовала вес седельных сумок.

Кроме того я ощущала холод полированного камня под копытами.

Я узрела комнату, в которой находилась, в тот же момент, когда, осознав, что мои глаза закрыты, инстинктивно открыла их. Я покачнулась под напором охватившего меня облегчения, которое затем уступило место странному чувству эйфории (даже какой-то детской радости).

Я была, как я поняла, в приёмной. Я решила, что нахожусь в центральном узле Проекта Одного Пегаса. Так как, если бы это были небеса, то они оставляли желать лучшего. А если это был ад, то он был каким-то неубедительным.

Я была в огромной круглой комнате. Её пол, над поверхностью которого плавала туманная дымка, был выложен мрамором, а меж белоснежных колонн виднелись небесно-голубого оттенка стены. Подняв глаза вверх, я увидела значительных размеров синевато-серый купол, который был также заполнен облачной дымкой. Стены комнаты были покрыты росписями в форме снежинок, в центре каждой из которых виднелся прекрасный, кристальной чистоты, самоцвет. Целый бриллиантопад.

Всё в этом помещении, начиная от перил и заканчивая причудливой, резной мебелью, было покрыто сияющим слоем инея. Тут было прохладно, но этот холод не обжигал. Похоже, что иней был зачарованным и именно он поддерживал в помещении такую температуру. Со временем распространяясь по помещению, за эти годы он занял большую часть поверхности колонн и укрыл почти все стены и потолок. Ещё через пятьдесят лет он покрыл бы всю комнату.

Из этой комнаты было два выхода. Позади меня располагались огромные двустворчатые серебряные двери с остроконечным верхом, которые я видела, будучи ещё снаружи. Выход же напротив этих грандиозных дверей был намного скромнее. Обычная, маленькая, ничем не приметная дверца, которая, должно быть, вела во внутренние помещения базы.

Причудливый металлический каркас, покрытый сосульками и льдом, растянулся между двумя колоннами, которые были ближе всех к той маленькой дверце. На этот каркас были подвешены три монитора, каждый из которых был едва ли не больше среднего пони. Экраны их были серы и безжизненны.

Похожая штука виднелась между двумя другими колоннами, которые располагались ближе к серебряным дверям. Сосульки на ней складывались в надпись: «Зимний Холл».

Но , запротестовала маленькая пони в моей голове, сейчас же лето!

Около дальней стены я заметила несколько довоенных торговых автоматов, один из которых продавал Рассветную Сарсапарель. Бутылка сарсапарели стояла на подлокотнике одного из кресел, всего в нескольких дюймах от того места, где лежали кости чьей-то передней ноги. Магический мороз превратил жидкость в бутылке в кусок льда.

Вокруг меня были беспорядочно разбросаны скелеты пони. Кости виднелись и на мебели, и на полу. Они возвышались, словно маленькие островки, над туманной дымкой. Всего их было, наверное, около дюжины.

Я аккуратно прошла мимо них. Если мои предположения были верны, то один из скелетов принадлежал Богине Селестии.

Я вздрогнула, наступив копытом на металлический зажим от папки-планшета для бумаг. Взглянув на него, я ощутила, как меня захлёстывает волной ностальгических воспоминаний о том, как Каламити со СтилХувзом шутили про упрямиум. Улыбнувшись, я вновь сосредоточилась на своём деле.

Спайк, как я знала, ничего и никому, кроме как Принцессе Селестии, никогда не отсылал. У меня была лишь вера в слова Пинки Пай, что на этот раз его огонь принесёт меня именно туда, куда нужно, чтобы вернуть солнце и радуги обратно в Эквестрию. Я не могла отрицать возможность того, что последнее пристанище Селестии и центральный узел П.О.П. могут быть одним и тем же местом.

Щит, окружающий П.О.П., был спроектирован так, чтобы через него могла пройти любая из двух принцесс. А я так и не нашла костей Селестии в Кантерлоте тогда. Я думаю, что если бы она умерла вместе со своей сестрой, то Прозревающая Тьму носила бы кости обеих. Хотя, возможно и нет. Вполне вероятно, если брать в расчёт имя аликорна, что у неё просто была некая привязанность к Принцессе Ночи.

Недалеко от серебряной двери лежало тело кобылы. Не скелет, как другие, а именно тело. Её глаза, распахнутые в ужасе, смотрели в никуда. Температура в «Зимнем Холле» была недостаточно низкой, чтобы совсем заморозить тело, но тем не менее она была способна очень сильно замедлить процесс разложения. Я подозревала, что она лежала тут не больше пары недель. (И меня здорово тревожил тот факт, что я стала настолько хорошо разбираться в трупах, что смогла прикинуть, сколько дней назад умерла эта пони.)

На её теле не было каких-либо отметин, не было ран или следов травм. Так же, как и я, она не сгорела. Казалось, что она просто легла и умерла. Возможно, она умерла от шока? Когда меня обдало пламенем дракона, я была готова к этому, но я не сомневаюсь, что для неё это было абсолютной неожиданностью.

Протянув копыто, намереваясь осторожно опустить её веки, я вдруг задумалась, о чём же она думала в последние мгновения своей жизни? И моё копыто застыло буквально в дюйме от её лица, когда я вдруг осознала, что мне были знакомы эти глаза. Несмотря на то, что недели медленного разложения их не пощадили, можно было почти с уверенностью сказать, что это была та самая кобыла Анклава. Из числа тех, что вторглись тогда в пещеру Спайка. Та, которую он убил.