Альтернативный солдат. Или приключения юного балбеса в доме престарелых, веселые и не очень...

- О Боже! – воскликнул Поспелов, обхватив голову руками. Он сидит на кровати почти голый, если не считать чрезвычайно узких кожаных трусов, именуемых красивым заморским словом стринги и кожаной портупеи военного образца с пустой кобурой на боку. Слегка оплывшее от хорошей жизни тело покрыто редкими волосками, которые смешно топорщатся, словно иголки молодого дикобраза. Пальцы тонут в густой шевелюре, выглядывают кончиками блестящих ногтей на макушке, где давно уже намечается обширная лысина.

- Клео, я не представляю, что можно сделать! – шепчет Поспелов. В голосе слышны панические нотки.

Клыкова лежит рядом. Прямая спина упирается в две подушки, сложенные горкой, рыжие волосы узкой струей ниспадают на левое плечо. Лицо расслаблено, взгляд спокоен, длинная сигарета между указательным и безымянным пальцами не дрожит, струйка голубого дыма вьется ровненько, будто инверсионный след стратосферного истребителя. Одета Клеопатра тоже немного странно на взгляд обычного человека – узкие бедра укрыты черными чулками в крупную сетку, ноги до колен скрыты лакированными голенищами сапог на гигантских каблуках. Талия стянута широким ремнем с металлическими бляшками, на руках перчатки по локоть, тоже лакированные. Венчает изысканный туалет черный кожаный ошейник с шипами. Рядом на белой простыне вытянулся дохлой змеей хлыст с витой рукоятью.

- Посудомоек придется сократить, - холодно, без эмоций произносит Клыкова. – Посудомоечный агрегат купишь.

- Но они же все родственницы шеф-повара из какой-то там деревни! Повариха возмутится, родственницы начнут строчить доносы! Ты представляешь, чем все может закончиться? – восклицает Поспелов.

- Ничем, - так же холодно отвечает Клыкова. – С поварихой я переговорю, а ты поднимешь ей зарплату … за счет премий, - пыхнула она голубым дымом. – Родственниц этих выгонишь к чертовой матери, они и мне надоели своими склоками и постоянными пьянками с неумытыми кавалерами в столовой. Санитарок тоже надо … - криво улыбнулась Клеопатра и брезгливо махнула рукой, словно сбрасывая таракана. – Бездельников много. Мальчишка этот, альтернативщик … вон как работает. И почти даром!

- Но я не могу заменить всех мальчиками из военкомата. Это временные работники. И потом, уволенные будут жаловаться. А им есть что рассказать, - произнес он, обводя взглядом дорогую мебель спальни.

- Ну и что? – пожала плечами Клыкова. – Разве твое начальство живет не так? Ты же прекрасно знаешь, что система жива до тех пор, пока все звенья сцеплены между собой и поддерживают друг друга. Кому побегут жаловаться деревенские дурочки? Прокурору? Или в городскую управу обратятся? Пока ты делишься, тебя никто и пальцем не тронет, Валериан. Прекрати ныть, меня плаксивость раздражает, - раздраженно дернула голым плечом Клеопатра.

Поспелов вздохнул так горестно, словно приближается Страшный Суд и ему, Валериану Поспелову, предстоит первому держать ответ перед Создателем.

- Ладно, постараюсь …

- Нет, не постараешься, а сделаешь, как я сказала! – с металлом в голосе ответила Клеопатра.

- Да-да, дорогая … - поспешно согласился Валериан.

Как ни странно, от междоусобной войны персонала в выигрыше оказались пациенты. В атмосфере всеобщей подозрительности, слежки и разоблачительства стало опасно плохо работать. Повара вынуждены были строго соблюдать нормы закладки продуктов, прекратилось воровство, а санитарки стали в полном объеме выполнять свои обязанности по уходу за стариками. В результате уже к концу недели интернат буквально преобразился – на кроватях появилось чистое белье, пациентов переодели в новые халаты и пижамы, палаты блещут чистотой, шторы радуют глаз расцветкой и свежестью, лечебные процедуры проводятся вовремя, нужные лекарства всегда под рукой. Бабушки и дедушки расцвели прямо на глазах. Если раньше большая часть пациентов были лежачими, то теперь почти все начали ходить, многие отказались от палок и костылей, а по настоящему лежачим больным оказалась только одна бабушка из-за паралича нижних конечностей. Старики поправились, у них даже появились щеки и животики! Жизнь в интернате изменилась; старушки стали собираться в общей комнате, живо обсуждать последние новости и сплетни из жизни известных людей. Дедки спорят о политике, а некоторые – срам какой! – на старушек поглядывают! Зато персонал приуныл. С исчезновением дополнительного дохода пропал стимул радоваться жизни. Человек быстро привыкает к легким деньгам, к оплачиваемому безделью и безответственности и, когда халява пропадает, появляется чувство, ну, если не конца света, то, по крайней мере, крушения всей системы жизненных ценностей. Однако, «a la guerre comme a la guerre», на войне как на войне, подписывать акт о безоговорочной капитуляции никто не хотел. Санитарки даже устроили акт массового неповиновения администрации, что было бы немыслимо раньше. Хотя назвать это «актом» можно только с натяжкой. На собрании санитарки попросили Клыкову сверять данные раскладки продуктов с реальной закладкой в котел. Понимая, что старшая медсестра не будет с утра до вечера торчать на кухне, предложили делать это общественной комиссии из числа персонала. Иначе, мол, поварихи если и не вынесут, то по-обкусывают. В смысле, обжираться начнут. Про запас. Клыкова в ответ только тяжело вздохнула. Требование санитарок было абсолютно справедливым и законным, администрация действительно обязана контролировать кухню и должна привлекать к этому так называемую общественность. Но кому и когда это надо? Халявой, дармовщинкой не брезгует никто, даже миллиардеры не гнушаются воровать носки в супермаркете или жадничать на чаевых персоналу отеля. А уж бывший совок, строитель светлого коммунистического мира и вовсе гребет все подряд. И Клыкова, чья власть и влияние ограничивались стенами интерната, а зарплата совсем немного превышала оклад санитарки, не была исключением.

- Персонал столовой сокращен за счет избыточного количества уборщиц, так что много не съедят, - пошутила Клеопатра, не меняя каменного выражения лица.

Шутку не приняли.

- Наших тоже сократили, - ответила с места Марьяна Сергеевна или Марька, так ее называли в интернате. В голосе пожилой женщины слышался вызов, в глазах читалось ясное желание не отступать. Клеопатра окинула взглядом зал столовой – собрания всегда проводились тут, увидела глаза других женщин и поняла, что отказывать нельзя. Иначе тихие и вороватые санитарки взбунтуются и окончательно выйдут из повиновения. Клеопатра на мгновение прикрыла глаза, покачала головой. «Сучки, дряни … Вам терять нечего, кроме банок с котлетами. Потому и храбрые такие! – подумала она. – А вот мне …»