Януш Красинский - Сын Валленрода

Они заколебались, идти ли им сегодня в бистро. Вдруг и там они услышат проклятие: «Les assassins». Но сейчас для них не было ничего нужнее алкоголя. И они пошли. В бистро почти пусто. Друзья уселись в темном углу на скамье и заказали кальвадос. Хозяин, конечно, уже знал, что произошло в городе. Он молча принял заказ. Минутой позже принес три рюмки, поставил перед ними, избегая смотреть в глаза. Царила почти гробовая тишина. Сидящие у противоположной стены трое французов пили, не произнося ни слова. Двое играли на механическом бильярде. Стук шара, выбрасываемого пружиной, и невыразительный тихий голос, подсчитывающий очки. Станиславу вдруг показалось, что все вокруг ненастоящее, притворное. И этот бильярд, и гнетущее молчание. Возможно, он ошибался. Но и владелец бистро обслуживал посетителей без всякого интереса, хлопотал только для видимости, мысли его были явно далеко отсюда. Время от времени в бистро входили какие-то люди, вполголоса обменивались с хозяином несколькими словами и исчезали, ничего не заказывая. Родня, быть может, поставщики? Нет, Станислав неплохо разбирался в подобных разговорах. Такими отрывочными, как бы ничего не значащими фразами обычно заключаются нелегальные сделки. Спекуляция или же… Ему не хотелось думать об этом.

Хозяин поставил на поднос несколько рюмок, наполнил их и отнес на стол, за которым сидели французы. Расставляя рюмки, он нагнулся и начал что-то им шептать. Французы украдкой посмотрели в их сторону. «Что он им сказал?» — спросил Станислав Пьера. «Не знаю, не слышал. Наверное, предупредил, чтобы они не говорили громко, потому что я знаю французский». Вошел еще один француз, поздоровался с сидевшими за столиком, изучающим взглядом окинул трех «немцев» и заказал кальвадос. Выпил залпом, отставил рюмку и опять посмотрел в их сторону. На этот раз приглядывался значительно дольше. Затем что-то сказал остальным, и они долго и оживленно шептались. Потом опять подозвал хозяина. Посовещался с ним, после чего тот, нехотя, без внутренней убежденности, подошел к Леру. «Тот человек, — сказал хозяин, — спрашивает, не согласились бы вы выпить с ним по рюмке. Он тоже учился в Сорбонне, но, понимаете, расчувствовался…» «О, это была шутка, — ответил Леру. — Я никогда не учился в Сорбонне. А французский… просто знаю». Хозяин передал его слова французу. Но тот все равно подошел к ним. «Не в Сорбонне дело, — сказал он. — Я видел, как вы положили ветку у стены. Это прекрасный жест со стороны немца. Сегодня в городе траур. Я хочу выпить за здоровье тех, кто проявил сочувствие к расстрелянным. В этом, надеюсь, нет ничего такого, что было бы против совести немецкого солдата». Пьер немного испугался этого предложения, но пригласил француза присесть к ним на минутку. Француз пододвинул табурет, уселся напротив и распорядился принести четыре рюмки. Он был похож скорее на офицера запаса, чем на выпускника какого-либо факультета Сорбонны. Короткий пиджак с узкими рукавами, плотно облегающий шею воротник рубашки без галстука и коротко постриженные волосы. Они молча выпили. «К сожалению, закусить нечем, — сказал француз, отставляя рюмку. — В городе голод. Франция, такая плодородная страна… Со времен революции у нас не было голода. До чего может довести война».

— Finie la guerre [10] Война окончена (франц.) . . Со временем все утрясется, — изрек Леру.

Француз посмотрел на него холодно.

— Non, la guerre ne finit pas. Mais, il faut manger… [11] Нет, война не окончена. Но нужно есть… (франц.) Немцы раздают населению суп. Суп и хлеб. Километровые очереди. Но делают это только для того, чтобы заснять в кино и показать своим семьям в Германии, как они человечны. Это не удовлетворяет потребностей города. Армейская кухня не накормит наших жителей. А пайки смехотворные. Людям нечего есть, хотя у них есть деньги, драгоценности. Они охотно обменяют их на продукты. Важна каждая буханка хлеба. Мы купим любое количество.

Пьер ответил, что от их нормированных порций мало что остается, а кроме того, они не спекулянты. Он весьма сожалеет, но не видит никаких возможностей чем-либо помочь. Станислав, которому перевели содержание разговора, вдруг обратился к Леру:

— Скажи ему, что это пока неточно, но не исключено, что кое-какие банки найдутся.

— Ты с ума сошел?! Какие банки?

— Консервы. Я говорю серьезно, переведи ему. У меня есть одна мысль.

Леру перевел, высказав и свои сомнения по этому поводу. Но француз ухватился за предложение Станислава, как утопающий за соломинку.

— Мы хорошо заплатим, — подчеркнул он.

— Повтори ему, что мы не спекулянты, — сказал Станислав. — Нам не нужны их ценности. Пусть придет сюда завтра в это же время. Я объясню, что надо будет делать.

— Ты сошел с ума, — сказал Пьер, когда они вышли из бистро. — Хочешь впутать нас в аферу. Где ты возьмешь консервы?

— Со склада.

— Какого склада?

— Бывшего французского гарнизона. Ведь все это лежит в форте. Я не одну ночь стоял там на часах. И не один вечер провел там с моей Schwester. Самое тихое место, какое я только знаю.

Леру неодобрительно покачал головой:

— Дело темное. Я не хочу иметь с этим ничего общего. А это бистро — какой-то притон. Будь осторожнее. Сегодня они хотят купить продовольствие, а завтра спросят, нет ли у тебя лишнего оружия.

У Станислава на кончике языка уже вертелся ответ, что, если бы ему предложили такую сделку, он согласился бы не колеблясь. Но сдержался и промолчал.

В лучах заходящего солнца вдали на скале виднелся огромный лев — герб Бельфора, символ мужества, много раз проявленного городом. Гордая, величественная фигура производила ныне в оккупированном городе гнетущее впечатление. Жалкая в своей гордыне, безжизненная, беспомощная скульптура, на которую бросали равнодушные взгляды проходившие мимо завоеватели. Трое «немцев» шли узкими улочками, вслушиваясь в свои шаги, будящие гулкое железное эхо. После недавней казни они, пожалуй, впервые осознали, как враждебно и угрожающе звучат эти шаги для жителей города. Навстречу шел мальчишка лет десяти, согнувшийся под тяжестью корзины. Станислав дружески помахал ему рукой и остановил его. Мальчик не на шутку испугался.

— Спроси его, как пройти к форту.

— Зачем? — удивился Пьер. — Ведь мы знаем дорогу.

— Неважно. Спроси его.

Пьер, пожав плечами, выполнил просьбу Станислава. Подросток, преодолев страх, начал объяснять, указывая направление свободной рукой. Станислав положил ему на голову ладонь и слегка сжал ее, словно нащупывая что-то, а другой достал из кармана пачку сигарет.

— У тебя есть старший брат? — спросил он, продолжая внимательно ощупывать голову подростка.

— Есть.

— Возьми для него.

— Брата нет дома, — быстро переводил Пьер. — Брат в немецком плену.