Лукьян Горлецкий - Граница

Смотрю я, как легко сам он сидит в седле, — даже зависть берет. А как он рубил двумя клинками. Конь мчится, сверкает над головой то один клинок, то другой, точными ударами рассекает лозу. Ни одна не оставалась несрубленной.

Демонстрировал он свое искусство обычно на Вороне. Конь хорошо понимал его. Я с затаенным дыханием следил, как Ворон, идя на препятствие, быстро перебирал тонкими ногами. Шея его была гордо выгнута, широкие ноздри раздувались.

Хайдаров до самозабвения любил лошадей и эту любовь сумел привить мне. Однако немало пота я пролил, прежде чем научился рубить лозу, как Хайдаров, преодолевать препятствия, делать свечу, заставлять коня ложиться на землю.

Однажды мы шли на охрану границы. Вблизи овринга спешились и повели коней в поводу.

Вдруг овринг затрещал и проломился. Я успел ухватиться рукой за выступ камня, а Ворон сорвался в реку. В первое мгновение я подумал, что конь разбился. Быстрое течение понесло его и скрыло за поворотом. Я кое-как выкарабкался на тропу и побежал назад. Вскоре мне стала видна река на большом протяжении, и я сразу заметил Ворона, который старался выплыть к нашему берегу. Однако течение прибивало его к сопредельной стороне. Потом Ворона затянуло в небольшой заливчик и выбросило на каменную плиту.

Меня охватил ужас. Что делать? Конь на чужой земле. Значит, пропал Ворон!

По телефону соединяюсь с начальником заставы. Он приказывает наблюдать за Вороном. Я спускаюсь к реке. Ворон тоже видит меня и нетерпеливо перебирает ногами.

— Ворон! Ворон! — зову я.

Конь слышит, но не решается прыгнуть в бушующий, мутно-желтый поток. Над ним громоздятся угрюмые, отвесные скалы, к которым невозможно подойти, и это меня несколько успокаивает: если даже на том берегу коня заметят, его не смогут угнать.

— Ворон! Ворон!..

Конь жалобно ржет и мечется из стороны в сторону. Край плиты, на которой он стоит, полого опускается в реку. Ворону стоит только ступить, как течение само прибьет его к нашему берегу. Но он боится, топчется на месте и ржет так жалобно, словно зовет меня на помощь. Вместе с Хайдаровым подбегает начальник заставы.

— Не ожидал я от вас этого, — сурово говорит он.

Я пытаюсь оправдаться:

— Овринг обвалился.

— «Овринг, овринг»! — сердито повторяет он. — Вы, младший сержант, должны были видеть, куда ведете коня.

Я силюсь что-нибудь придумать. Но как, как заставить Ворона спуститься в воду?

— Есть способ выручить коня, — помогает мне Хайдаров.

— Ну? — быстро спрашивает капитан.

— Надо принести сена. Ворон проголодается и, увидев его, переплывет реку.

— Пожалуй, это идея, — соглашается Егоров.

Капитан немедленно послал на заставу за сеном. Вскоре ленивый обозный конь, понукаемый солдатом Кравченко, подъехал к тому месту, с которого я так и не сходил, наблюдая за Вороном.

Взяв клочок сена, я стал приманивать Ворона. Он заржал с каким-то хриплым стоном, но броситься в реку все-таки не решился. Я чуть не заплакал от досады.

— А вы Серко покормите, — внезапно посоветовал Кравченко. — Ворон увидит и разозлится. А со злости-то и переплывет.

Я не очень поверил в это, но все же стал кормить обозного коня.

Ворон рассвирепел. Он затанцевал, встал на дыбы, потом вдруг сделал прыжок и как-то боком, неуклюже погрузился в воду.

— А! — воскликнул Кравченко. — Что я говорил!

Ворон стремительно рассекал волны, борясь с течением. Минут через пять он был уже на нашем берегу.

С тех пор я настойчиво стал приучать Ворона не бояться горных потоков. Десятки раз я переплывал с ним реки, иногда вдруг неожиданно сталкивал в воду с обрыва и, наконец, добился своего.

С каждым днем я все больше и больше привязывался к Ворону. Да и конь привязывался ко мне. Я, чем только мог, баловал своего любимца. Частенько оставлял для коня сахар от завтрака. Ворон уже знал, что у меня в кармане для него всегда есть лакомство, и в конюшне первым делом тыкался в ладонь своим мягким носом: дай, мол, сахару.

Однажды весной мы с сержантом Хайдаровым поехали на охоту. В Джагарской щели нас застал ливень. Мы скоро убедились, что переждать его невозможно, и, промокшие, повернули назад, к заставе.

Настроение было мрачное, как и погода. Глубокая Джагарская щель казалась темной и неприветливой. По каменистому дну петлял ручеек, набухая под тугими струями дождя.

Мы двигались, ничего не подозревая. Вдруг сзади послышался певучий треск гальки. Я оглянулся и оцепенел. На нас с огромной быстротой несся желтый вал высотою в несколько метров.

— Берегись! — крикнул я.

Наши кони испуганно рванулись вперед. Все громче, с шипеньем и грозным гулом, нарастал позади рев воды. И вот поток настиг нас, опрокинул, смял… Оглушенный, захлебываясь, я судорожно ухватился за луку и каким-то чудом удержался в седле.

Вскоре Ворон вынырнул из мутно-желтых волн. Он отфыркивался, высоко задирая голову. То и дело меня накрывало водою. Я тоже отфыркивался, выплевывая хрустящий на зубах песок. Нас несло с невероятной скоростью. Будто во сне видел я мелькающие скалы.

Только за поворотом течение замедлилось, сдерживаемое утесами.

Ворон подплыл к скале. Я обрадовался и, ухватившись за каменный выступ, повис над водой. Ворон почувствовал облегчение и выплыл на быстрину. Его сразу подхватило, понесло вниз. Я с ужасом понял, какую совершил ошибку. Держаться так я долго не смогу, а выбраться на скалу невозможно. Вот теперь я погиб! Смотрю на побелевшие пальцы, и кажется, они сейчас разожмутся.

Я стараюсь не шевелиться, чтобы сохранить силы, но руки деревенеют.

В отчаянии поворачиваю голову и вдруг вижу Ворона. Оказывается, его не унесло, а кружит на одном месте.

— Ворон! Ворон! — кричу я что есть силы.

Голос сливается с ревом потока, но конь слышит меня и, точно понимая, старается подплыть. Его сбивает течением, но он упрям.

— Скорее, Ворон, скорее!

Пальцы разжимаются. Еще мгновение — и я сорвусь в пучину.

— Ворон, Ворон, сюда!

Вот он уже подо мной. Я прыгаю в седло. Волны подхватывают нас и несут дальше по течению.

Ворону тяжело держать меня на спине. Он погружается с головой в воду. Я крепко держусь, чтобы не выпасть из седла.

В конце концов мы выплываем из расщелины. Поток растекается по равнине и мельчает. Конь ступает на твердый грунт. Мы выбираемся из воды. Ворон тяжело дышит. Вымокшая черная шерсть на нем пригладилась и блестит.

Я в изнеможении опускаюсь на камень, а в голове одна мысль: что с сержантом Хайдаровым? Как помочь ему?

— Отдыхай, Ворон, — ласково говорю я, — нам предстоит еще большая работа.

Конь, по привычке, хватает меня губами за руку: давай сахару. Я машинально опускаю руку в карман. Но там только липкая жижа. Сахар весь размок.