Алекс Бонд - Творцы грядущего [litres]

Должно быть, я все-таки спал. Поезд подходил к станции. Я лег спать одетым, так что мне не нужно было терять время на одевание. Как только поезд остановился, я соскочил с подножки и побежал вперед. Билл встретил меня на середине дороги с таким черным от пыли и копоти лицом, что я едва узнал его.

– Ну, если бы ты знал, как это здорово и хорошо! – кричал он, снимая пальто и фуражку и отдавая их мне. – Я хотел бы проехать с тобой через горы, но там поезд не может идти с такой быстротой. Знаешь, в одном месте мы делали пять миль в три минуты с четвертью. Больше девяноста двух миль в час!

Мне некогда было слушать то, что говорил Билл. Как только я надел на себя все, что полагалось, я взял из рук Билла большие автомобильные очки, которые предохраняли глаза от пыли и искр, и побежал дальше.

Когда я добежал до головы поезда, то увидел, что паровоз, на котором ехал Билл, ушел, а на место его подавали свежий, мигающий в темноте своими яркими фонарями. Он тихо подошел задом к вагонам, слегка толкнул их и нетерпеливо запыхтел, ожидая сигнала отъезда. Машинист соскочил с него с пылающим факелом в одной руке и масленкой в другой.

– Извините за беспокойство, – обратился я к нему – не вы ли машинист с этого паровоза?

– Я, – ответил он. – А вы, наверное, тот самый гость, которого мы ждем к себе? Буду с вами откровенен, мне надо немножко осмотреть свою машину.

Я шел за ним и смотрел, как он подливает масло то туда, то сюда. Потом он выпрямился и с любовью взглянул на свою машину.

– Прямо-таки игрушка! – сказал он. – Самая лучшая машина в мире – это я вам говорю. Только что с завода. Вы можете быть счастливы, что вам представился случай проехаться на ней.

Я был абсолютно с ним согласен.

– Ну-с, сударь. А где ваше рекомендательное письмо?

Я вручил ему драгоценный документ.

– Все в порядке! – сказал он, пробежав его глазами. – Прыгайте!

Я последовал за ним по высоким ступеням лесенки.

– Вы можете сесть на место кочегара, – сказал он. – Со мной вам меняться нельзя. Джек, вот тебе помощник. Как зовут, скажите, пожалуйста? Ага, Джим! Ну, а это вот господин Джон Дуглас, известный больше под именем «Большой Джек».

Большой Джек пожал мне руку так, что я испугался, не переломал ли он мне все суставы. Он подвинул меня к сиденью на левой стороне кабинки и я сел, с удивлением глядя на водомерный кран, деления, рычаги, – на весь сложный механизм паровоза.

– Ну, разве не красавец? – сказал Большой Джек.

– Да-да, – нерешительно ответил я, не понимая, почему он называет паровоз красавцем.

Для меня паровоз был скорее стальным чудовищем в двести девяносто три тысячи фунтов веса, как сообщил мне тут же Большой Джек. Позади находилось помещение с пищей и питьем для него – двадцать шесть тысяч фунтов угля, – количество, достаточное для отопления деревенского дома в течение целой зимы, и семь тысяч галлонов воды!

– Он съест весь этот уголь, пока дойдет до Нью-Йорка? – опросил я.

– До Нью-Йорка? О нет, мы едем только до Альтоны. До тех пор нам, конечно, не хватило бы угля, а что касается воды, мы несколько раз будем заливать ее, пока доедем до Джонстауна.

В это время в машине послышалось тонкое, слабое шипение, совершенно не соответствующее ее величине и мощности.

– Отправляемся, – сказал Большой Джек, дергая за шнурок звонка.

Чарли Мартин, машинист, открыл впускной паровой клапан, и громадный локомотив величественно покатился навстречу темной ночи.

Все пространство вокруг было усеяно красными, зелеными и желтыми огоньками, всюду сигналы, механические и ручные.

Каким образом машинист ухитрялся разбираться в них? Он шел вполне уверенно. Он знал все эти сотни огоньков, указывающих ему путь через путаницу рельсов. Я был очень рад, что мне не нужно разбираться в этом. Давно желанный момент настал. Я действительно находился на паровозе! Моей радости не было границ, когда кочегар сказал мне: «Вы можете звонить, если хотите». Я никогда не посмел бы надеяться, что буду принимать какое-нибудь участие в движении поезда.

Я с волнением дернул за шнурок и громко позвонил. Мы быстро прибавляли ходу. Ехать на паровозе было совсем не то, что ехать в вагоне. Толчки на паровозе были очень резкие; вместо того, чтобы плавно раскачиваться, как в вагоне, тут все подпрыгивало и подскакивало. Толчок паровоза бросил меня один раз прямо к котлу, я пришел в соприкосновение с чем-то очень неприятно-горячим, а в дальнейшем прилагал все усилия к тому, чтобы это не повторялось.

Мы проезжали по глубокой впадине, с обеих сторон у нас были высокие валы, а над нами улицы города, так что смотреть было пока не на что. Машинист и кочегар были очень заняты. Время от времени они кричали что-то друг другу; мне казалось, что они говорили «здесь». Меня это очень волновало, до тех пор, пока я не понял, что это они говорили о сигналах. Согласно уставу дороги, не только машинист, но и кочегар должен был следить за сигналами. После каждого сигнала кочегар соскакивал со своего сиденья, отворял дверцу топки, подбрасывал две-три лопаты угля и снова с шумом ее захлопывал. После этого он опять садился и подгонял меня: «Звоните!».

– Откуда вы знаете, когда нужно, подбросить угля? – спросил я его.

– Я слежу за огнем, – ответил он. – Как только он где-нибудь подернется пеплом, я сейчас же бросаю туда свежего угля.

– Мне кажется, что для этого дела надо бы изобрести какую-нибудь машину, – сказал я.

– Я слышал, что делаются опыты с автоматической топкой на одной из наших машин. Может быть, им удастся ее усовершенствовать, но пока считают, что человек нужнее на наших машинах; чтобы быть кочегаром, нужно иметь совсем не так мало в голове.

– Да, – ответил я, – вас ценят далеко не по заслугам.

Мне хотелось спросить еще очень и очень многое, но кричать среди окружающего шума и треска было очень трудно.

Как раз в эту минуту сверкнул яркий свет, раздался свист, ураган воздуха ударил мне в лицо, смахнул с меня шляпу, швырнул ее на котел и отбросил обратно.

– Что это было?

– Номер 29-й прошел, – ответил Большой Джек. – Немножко запаздывает.

Мы находились в Ист-Либерти и вышли на простор из того ущелья, по которому первоначально продвигались. Мы совершали довольно крутой подъем последние шесть миль, а теперь очутились на возвышенности, с которой открывался вид на долину под нами. Направо виднелись яркие огни сталелитейного завода и зарево уличных фонарей Питсбурга.

Над самыми очертаниями гор светила в облаках неполная луна, освещая своим мягким светом всю долину. Но мне было не до сказочных грез.

Мы неслись теперь под уклон полным ходом, пролетая по шестьдесят миль в час. Я сказал «пролетая», но это не был плавный полет существа, состоящего из мускулов и костей, а тряский, шумливый, визгливый полет стального мастодонта. Под нами двигались и вращались целые тонны металла в виде всевозможных колес и рычагов с таким остервенением, как будто решили растерзать в клочки всю машину. Громадные восьмифутовые колеса совершали четыре оборота в секунду, а каждый полный оборот колес подвигал нас на двадцать два фута вперед.