Генри Хаггард - Рассвет

— В чем дело, Артур? — воскликнула девушка, задыхаясь от страха.

— Будь храброй, дорогая, и я тебе все расскажу! — прошептал он и несколько сдавленным голосом слово в слово пересказал то, что произошло между ним и ее отцом.

Она слушала в полном молчании и приняла удар, как и подобает храброй женщине. Когда он закончил, она сказала с легкой дрожью в голосе:

— Ты ведь не забудешь меня и через год, правда, Артур?

Он поцеловал ее в ответ, а потом они договорились вместе пойти к Филипу и попытаться отвратить его от намеченной цели.

Завтрак в тот день нельзя было назвать веселым, и Пиготт, почувствовав царившее за столом уныние, заметила с некоторым сарказмом, что молодые люди, по всей видимости, женаты уже лет двадцать… но даже эта энергичная реплика не вызвала улыбок на их лицах. Десять часов — час, который должен был решить их судьбу — наступили слишком рано, и с очень тревожными сердцами Артур и Анжела направились в кабинет Филипа. Тот сидел за столом и, казалось, с некоторым беспокойством встретил появление Анжелы.

— Разумеется, Анжела, — начал он, — я всегда рад тебе, но вряд ли ожидал увидеть тебя сейчас, здесь…

— Прошу прощения за это вторжение, отец, — отвечала она, — но так как это очень важно для меня, я подумала, что мне тоже лучше пойти и послушать, как все устроится.

Было очевидно, что она намерена остаться, и Филип не стал возражать.

— О, очень хорошо, очень хорошо, я полагаю, ты уже знаешь условия, на которых я готов согласиться на вашу помолвку.

— Да, Артур сказал мне, и мы с ним пришли умолять вас изменить их. Отец, это жестокие условия — мы словно умрем друг для друга на целый долгий год!

— Я ничего не могу поделать, Анжела. Мне жаль причинять вам боль, но я пришел к этому решению исключительно в ваших собственных интересах и после долгих тревожных раздумий. Поверьте мне, годичный испытательный срок будет очень полезен для вас обоих; вряд ли, когда речь идет о моем единственном ребенке, я захочу сделать что-нибудь, кроме того, что необходимо для ее счастья!

Артур посмотрел на Анжелу, и во взгляде его читался вызов. Филип заметил это и добавил:

— Конечно, вы можете и не повиноваться мне — это, я полагаю, довольно модно среди девушек в наши дни, — но, если вы решите так поступить, то оба должны ясно понимать, во-первых, что вы все равно не сможете вступить в брак без моего согласия до первого мая следующего года (то есть почти через год), когда Анжела достигнет совершеннолетия, и что я в равной степени запрещу вам любое общение в этот промежуток времени; и во-вторых, если вы это сделаете, то пойдете против моей воли, и я вычеркну имя Анжелы из своего завещания, ибо это имущество передается исключительно по мужской линии. Теперь же мне остается только спросить вас — согласны ли вы теперь на мои условия?

Анжела ответила ему очень медленно и четко:

— Я принимаю их от своего имени, но не потому, что понимаю их или считаю правильными, или из-за ваших угроз, а потому, что, хотя вы и не заботитесь обо мне, я ваша дочь и должна повиноваться вам — и верить, что вы хотите сделать то, что лучше для меня. Вот почему я соглашаюсь, хотя это сделает мою жизнь несчастной на целый год.

— Вы слышите, что она сказала? — спросил Филип, повернувшись к Артуру. — Вы тоже согласны?

Артур отвечал смело и с некоторым раздражением (как бы он ответил, если бы видел чек на тысячу фунтов, лежавший на столе в потрепанной записной книжке Филипа, и если бы знал, как этот чек туда попал?):

— Если бы не решение Анжелы, я бы никогда не согласился. Я думаю, что ваши условия нелепы, и лишь надеюсь, что у вас действительно имеется хоть какая-то удовлетворительная причина для них, потому что нам вы не назвали ни одной. Но поскольку Анжела придерживается такого взгляда и поскольку, насколько я вижу, вы полностью загнали нас в угол, я полагаю, что должен согласиться. Вы ее отец и по своей природе не можете желать помешать ее счастью; но если у вас есть какой-нибудь план заставить ее забыть меня… я не хочу выглядеть тщеславным, но уверен, что он потерпит неудачу.

Тут Анжела грустно улыбнулась. Артур подвел итог.

— Итак, если только один из нас не умрет до конца года, я вернусь сюда, чтобы жениться на Анжеле, девятого июня следующего года.

— Право, мой дорогой Хейгем, ваша манера говорить так агрессивна, что у некоторых отцов могло бы возникнуть искушение попросить вас не возвращаться вовсе, но, возможно, в данных обстоятельствах это простительно…

— Вы бы вели себя так же, будь вы на моем месте! — выпалил Артур.

— Итак, вы даете мне честное слово джентльмена, что не будете пытаться лично или письменно связаться с Анжелой или с кем-либо еще в течение года, начиная с сегодняшнего дня?

— При условии, что через год я смогу вернуться и жениться на ней так скоро, как только это будет возможно.

— Конечно, ваша свадьба может состояться девятого июня следующего года, если вы того пожелаете, а также захватите с собой разрешение на брак и надлежащий расчет — скажем, половину вашего дохода, — ответил Филип с полуулыбкой.

— Я верю вам на слово, — с готовностью сказал Артур, — если, конечно, Анжела согласна. Анжела не выказала никаких признаков несогласия. — Тогда, на этих условиях, я даю вам свое обещание.

— Отлично. Тогда все улажено, и я прикажу подать коляску, чтобы отвезти вас к четырехчасовому поезду. Боюсь, вы вряд ли будете готовы к 12.25. Однако я надеюсь, — добавил Филип, — что буду иметь удовольствие вручить вам эту молодую леди уже навсегда — в этот же день в будущем году. А пока — до свидания. Я еще увижусь с вами перед вашим отъездом.

С горечью приходится констатировать, что, выйдя за дверь и исчезнув из поля зрения Анжелы, Артур Хейгем в течение нескольких минут яростно проклинал Филипа Каресфута, вне себя от горя и гнева.

Описывая эти последние часы перед разлукой, мы можем лишь огорчить сочувствующего читателя, особенно если он или она когда-либо имели несчастье пережить такое время в своей собственной жизни. День чьего-либо отъезда всегда печален, но еще более печален он, когда уезжает ваш возлюбленный, чьего лица вы не увидите, и ни один почтальон не принесет вам вестей о нем в течение целого долгого года.

Тем не менее, эти двое влюбленных находили некоторое утешение в нетерпеливом ожидании того радостного дня, когда завершится испытательный срок, и в том, чтобы во всех деталях обсудить подготовку к предстоящей свадьбе: как Анжела предупредит мистера Фрейзера, что потребуются его услуги; куда они поедут на медовый месяц и даже из каких цветов должен быть составлен свадебный букет, который Артур привезет Анжеле из города.

Так текли эти последние часы перед разлукой, и бег их был слишком стремителен. Каждый старался быть веселым, чтобы поддержать настроение другого. Но не в человеческой природе чувствовать себя бодрым, если сердце заледенело от тоски! Обед вышел еще более унылым, чем завтрак, поскольку Пиготт, узнавшая о надвигающемся несчастье и с недоверием относившаяся к любым побуждениям Филипа, хотя ей и не хотелось усугублять этим общее уныние, по обычаю малообразованных людей, болезненно и заразительно выказала свое горе.