Михаил Найдич - Высшая мера

— Вот видишь! У тебя австрийская, у других фронтовиков наши имеются, а у кого-то еще берданка с турецкой войны осталась.

— Так ведь единства промеж нас нема.

— Отсюда и начинать надо. Организация должна быть крепкая. А то заладил об оружии. Ты про историю слышал, наука такая есть?

— На кой мне твоя история! — слегка обиделся мужик. — У нас в деревне истории каждый день случаются.

Никифор поспешил его успокоить, сказал спокойно и неторопливо:

— Зря обижаешься. История, брат, наука умная и справедливая. И учит она, между прочим, что мужики даже с вилами и дрючками на панов постоянно ходили. А у тебя австрийская есть…

— Ну ладно. За разговор спасибочки. Дойдешь до перелеска, а там вдоль него и железка пойдет. До станции не более десяти верст.

Не успел, однако, Никифор покрыть и половину пути до Каменки, как впереди, откуда-то сбоку, стал надвигаться шум поезда. Тропинка шла-вдоль насыпи — чуть пониже, за кустами. И когда дед поднялся, мимо него уже летели железные площадки с орудиями. Это мог быть только «Витязь революции».

Ах, черт, не успел!.. Понимая, что остановить бронепоезд теперь не удастся, Никифор машинально, против здравого смысла, все-таки вбежал на насыпь, что-то закричал и еще минуту махал рукой вслед последней платформе.

Как и та, что перед паровозом, это была обычная небронированная платформа. Без людей, с одним балластом, — для безопасности. И задние колеса этой хвостовой платформы отгремели, и рельсы успокоились, и лишь огорченный человек остался там, на полотне, где равнодушно — через равные промежутки — лежат деревянные шпалы и бескрайне убегают вперед-назад.

Что же делать? Возвращаться в город бессмысленно. «Витязя» не настигнешь, он снова встретится где-либо в пути, да и идти столько! Пожалуй, впервые за последние дни дед понял, что слаб и рановато вышел из больницы. «Ну, это вопрос другой, — подбодрил он сам себя. — А сейчас выход один: топать до Каменки и там караулить «Витязя». Это еще часок, не более!»

Понуро и не спеша — теперь гнать нечего! — побрел старик на станцию. Сперва шел по шпалам, но это оказалось неудобным: если наступать на каждую из них — шаг получается коротким, если через одну — чересчур большим. Он спустился с насыпи и снова зашагал тропинкой. Солнце уже заметно клонилось к земле.

Наконец-то показались невысокие станционные постройки с черным пучком проводов над крышами. Безлюдно. Латунный колокол при входе в вокзал был тусклым, давно не чищенным, и поэтому казалось, что он неспособен издать ни звука.

Поблизости шаркала метла: кто-то трудился в привокзальном скверике.

Никифор сбросил мешок, уселся на скамейке и шумно вздохнул. Женщина перестала мести и, скосив глаза на деда, спросила:

— Чи ты не на поезд собрался? — и откровенно насмешливо заключила: — Жди, после дождичка в четверг. А если какой и пройдет, так ведь и живого места на ём нет: что на подножках, что на крышах — скрозь люди да мешки.

Он поспешил ее успокоить:

— Мне, дамочка, не такой поезд требуется, а броневик. Ясно? — и тоже насмешливо сложил губы.

Тут как раз и послышался голос со стороны:

— Теть Маша, кто здесь бронепоездом интересуется? — К ним подошел молодой парень, почти мальчишка, с револьвером в новенькой кобуре на боку.

— Я интересуюсь, — дед привстал и снова опустился на скамью.

Парень сделал подобающе грозное лицо и выразительно расправил под ремнем складки синей ситцевой рубахи.

Впрочем, долго он к старику не придирался, а прочитав бумагу за подписью Мартынова, и вовсе успокоился и даже пригласил его заночевать в своей избе.

— «Витязя» раньше завтрашнего полдня теперь и не жди. Мы, милиция, точно знаем. А сомневаешься, пойдем к начальнику станции, он подтвердит.

Начальник в сопровождении путевого сторожа шел по перрону. На вопрос Никифора он лишь поднял округлые женские плечи, отчего крупная голова его, увенчанная потертой форменной фуражкой, сразу ввалилась в туловище. И еще он руками развел.

— Не знаю. Что по теперешним временам известно движенцу? Ничего-с. Ни графика у него, ни власти.

А сторож, хромой и старый даже по сравнению с Никифором, остановился, тронул седые усы и сказал:

— Паровоз им надо менять, это раз. Углем запастись, это два. Ну, и прочие припасы. Вот и считай…

И Никифор с милиционером отправились домой. Путь недалекий. За сквериком несколько хибар. Паренек постучал в дверь одной из них.

— Маманя, это я. И гостя веду.

Постелили Никифору на широкой лежанке. Маленькое оконце посинело, потемнело, серебряные звездочки заглянули в него. Гостеприимный милиционер пригласил деда к столу; пар от казанка с картошкой поднимался облачком. Никифор, однако, уже почти спал. Он лишь показал на свой мешок, оброненный в угол, — харчи там, ешьте на здоровье — и повернулся к стенке. Женщина сказала:

— Не трожь его, Николай. Видать, устал человек с дороги.

…Под утро проснулся Никифор, возможно, от свежего ветерка: окно было открыто. Заворочался осторожно, чтобы не разбудить хозяев, плотнее натянул пиджак и опять прикрыл глаза.

Но в это же время поблизости что-то ухнуло. И сразу же копытный цокот дробью рассыпался вокруг. И колокол — тот, нечищеный — забился яростно, застонал.

Дед рванулся с лежанки, и Николай уже натягивал брюки и сапоги:

— Налет, елки-моталки! Бомбу бросили…

Всюду уже скакали гайдамаки, стучали прикладами и нагайками в окна и двери.

— Сынок, огородами скорее, до оврага! А там лесом уйдешь!

— Знаю! — Николай уже сжимал в руке наган.

— Для меня не найдется? — Никифор глазами показал на оружие.

— Где там! У самого десять патронов.

Они выбежали, перемахнули через плетень. А там — порознь, но в одном направлении, к лесу. Их заметили. Бандиты, конные и спешенные, бросились вдогонку.

Николай пальнул, затем еще дважды. Кто-то из преследователей упал.

Какие к осени огороды — ни буйной зелени, ни высокой кукурузы. Все как на ладошке видать, особенно с седла. Вот, правда, канава рядом. Нырнул в нее Никифор, хотел поползти — сил не было. А Николай, видать, ушел все-таки, молодец!.. И тут же голос:

— Вылазь, ч-черт! — над канавой с оголенной шашкой стоял петлюровец.

Многих из бойцов бронепоезда отпустили в увольнение до ночи. Командиры строго наказали: к 12.00 быть на месте.

Славка с Петром, как и остальные, направились домой. Вышагивали бодро, почти в ногу. Обмундирование железнодорожному взводу еще не выдали: нехватка; и сейчас торопливо, переулок за переулком, шли просто два паренька, ничуть не похожие на солдат.

Дверь была закрыта. Ключ — в условленном месте. Вошли ребята, присели на койку, посмотрели на друга: «Где же дед?»…

Петро поднялся первым.